— Чернышев! — раздалось по коридору.
Черныш остановился.
— Что это такое? — Зинаида Михайловна быстро подошла, оттянула его за плечо от Геры. — Что это?! Я тебя спрашиваю!
Отпущенный Гера поднялся, одернул пиджак.
Чернышев шмыгнул носом, посмотрел в стену.
Гера тоже посмотрел туда.
— Почему вы не на занятиях? — Зинаида Михайловна сцепила руки на животе.
— А у нас это… Зинаид Михална… ну, отпустили… свободный урок…
— У кого это? У пятого Б?
— Да.
— А что такое? Почему свободный урок?
— Светлана Николаевна заболела.
— Ааа… да. Ну и что? Можно теперь на головах ходить? Герасименко! Что это такое? Почему вы орете на всю школу?
Гера смотрел в стену.
— Нам Татьяна Борисовна задачи задала и ушла.
— Ну и что? Почему же вы носитесь по школе? А?
— А мы решили, Зинаид Михална…
— А домашние уроки? У вас нет их? Нет? Где вы находитесь?
Ребята молчали.
Зинаида Михайловна вздохнула, взяла Чернышева за плечо:
— Герасименко, иди в класс. Чернышев, пошли со мной…
— Ну, Зинаид Михална…
— Пошли, пошли! Герасименко, скажи, чтоб не шумели. Я скоро зайду к вам.
Гера побежал прочь.
Завуч с Чернышевым пошли в противоположную сторону.
— Идем, Чернышев. Ты, я вижу, совсем обнаглел. Вчера с Большовой, сегодня Герасименко по полу возит…
— Зинаид Михална, ну я не буду больше…
— Иди, иди. Не упирайся. Вчера Большова плакала в учительской! А, кстати, почему ты не зашел ко мне вчера после уроков? А? Я же просила тебя?
— Ну, я зашел, Зинаид Михална, а вас не было.
— Не было? Ты и врешь еще нагло. Молодец.
Зинаида Михайловна подошла к своему кабинету, распахнула дверь:
— Заходи.
Чернышев медленно вошел.
Зинаида Михайловна вошла следом, прикрыла дверь:
— Вот. Даже здесь я слышала, как вы кричали. По всей школе крик стоял.
Она бросила ключи на стол, села, кивнула Чернышеву:
— Иди сюда.
Он медленно побрел к столу и стал напротив.
Зинаида Михайловна сняла очки, потерла переносицу и устало посмотрела на него:
— Что мне с тобой делать, Чернышев?
Чернышев молчал, опустив голову. Мятый пионерский галстук съехал ему на плечо.
— Тебя как зовут?
— Сережа.
— Сережа. Ты в пятом сейчас. Через каких-то два года — восьмой… А там куда? С таким поведением, ты думаешь, мы тебя в девятый переведем? У тебя что по поведению?
— Тройка…
— А по алгебре?
— Четыре.
— Слава богу… а по литературе?
— Тройка.
— А по русскому?
— Три…
— Ну вот. Ты в ПТУ нацелился, что ли? Чего молчишь?
Чернышев шмыгнул носом:
— Нет. Я учиться дальше хочу.
— Не видно по тебе. Да и мы тебя с такими оценками не допустим. С поведением таким.
— Зинаид Михална, но у меня по геометрии пять и по рисованию…
Зинаида Михайловна уложила очки в футляр:
— Поправь галстук.
Чернышев нащупал узел, сдвинул его на место.
— Кто у тебя родители?
— Папа инженер. А мама продавец. В универмаге «Москва»…
— Ну? Так в чем же дело? Ты что, решил с Куликова пример брать? Но он-то в детдоме воспитывался, а у тебя и папа и мама. Ему подсказать некому, а тебе-то? Неужели родителям все равно, как ты учишься?
— Нет, не все равно…
— Отец дневник твой смотрит?
— Смотрит.
— Ну и что?
— Ругает…
— А ты?
— Ну… я не буду больше так себя вести, Зинаид Михална…
— Ну что ты заладил, как попугай! Ты же пионер, взрослый человек! Дело не в том, будешь ты или не будешь, а в том, что из тебя получится! Понимаешь?
— Понимаю… я исправлюсь…
Зинаида Михайловна вздохнула:
— Не верю я тебе, Чернышев.
— Честное слово…
— Да, эти честные слова твои… — усмехнувшись, она встала, подошла к окну, зябко повела полными плечами.