- Послушай. Всего минуточку, - торопливо проговорила Малышка. - Извини, что задерживаю тебя, но мне трудно. Понимаешь? Наверно, это действительно нечестно, но ему ведь больно. Если он думает, что я могу приехать к тебе! Он ничего не знает, ждет, не скажу ли я чего-нибудь. Все годы он молчал, и я понимаю его. Скажи он мафочке раньше… Понимаешь, если бы он сказал, что был ей неверен, прежде чем она узнала о твоей беременности, было бы, конечно, ужасно для них обоих, но в общем-то терпимо. А он поверил или сделал вид, что поверил в твою историю об итальянце, поэтому в больнице, когда ты сказала ему правду, было уже слишком поздно. Он оказался в западне, потому что не хотел быть жестоким с ней. Потом с каждым годом ему было все труднее сказать ей. Хотя я думаю, что это стало частью его жизни, как рисунок на ткани, который нельзя спрятать, и он научился с этим жить. И если сейчас сказать правду, не знаю, как…
- Обещаю не писать и не говорить с ним, - произнесла Гермиона.
- Спасибо. - Малышка рассмеялась. - И все равно ужасно.
- Постарайся не зациклиться на этом.
- Делать вид, что ничего не случилось, тоже не выход.
Гермиона пожала плечами и едва заметно улыбнулась. В ее глазах горел холодный веселый огонь.
- Впрочем, - сказала Малышка, как она надеялась, спокойно и с достоинством, - это моя проблема, а не твоя. Я справлюсь. Однако мне кажется разумным, если ты будешь знать, что я намерена делать. Даже если в какой-то момент я увижу, что в душе он понимает и знает, что я знаю, все равно я буду молчать.
Гермиона широко улыбнулась, и Малышка покраснела.
- Ты и вправду дочь своего отца, - сказала Гермиона и захлопнула дверь.
Глава восьмая
- Ты рано, - сказал Мартин Мадд, открыв дверь. - Самолет прилетит только в одиннадцать.
Он все еще был в халате, и Малышка последовала за ним в кухню, где он готовил завтрак для мафочки.
- Я думала, тетя Флоренс волнуется. Пробки и все прочее. Да и погода отвратительная! Дождь и ветер. Ветер сильный.
- Сейчас пятнадцать минут десятого. Даже если вы выедете в десять, вам хватит времени. Флоренс уже позавтракала и одевается. Хочешь кофе?
- Нет, спасибо, папуля. Я выпью чаю с мафочкой.
- Поешь? Могу сварить еще яйцо. Или сделать тост.
- Нет, только чай.
- Уверена?
- Уверена, папуля.
Невинная банальность фраз, которыми Малышка обменялась с отцом, подействовала на нее успокаивающе после двадцати четырех часов воображаемых и куда более напряженных бесед с ним после ее отъезда из Брайтона. Сидя в уютной родительской кухне и глядя, как папуля режет хлеб и намазывает его маслом, пока на плите варится яйцо, она ясно осознала, что ни одна из этих бесед не повторится в реальности. Ну а ей самой было вполне достаточно прокрутить их в голове.
Шагая вдоль канала (много часов и под дождем), она ругала его на чем свет стоит, потом простила, потом ей показалось, что ее любовь к нему стала еще больше, словно вместила в себя ее новое знание о нем. Как воздушный шар, удивленно подумала она, а потом напомнила себе, что из воздушного шара легко выпустить воздух. Стоит только ей произнести одно неосторожное слово, и от их мирной жизни не останется и следа!
- Сегодня ужасная погода, - сказала она, передергивая плечами.
- Ты уже это говорила. Ноябрь есть ноябрь. Но самолет Блодвен прилетает вовремя. Я только что звонил в аэропорт. Жди во втором терминале. У нее рейс с пересадкой. Из Сиднея она летит в Амстердам на аэробусе, а там зачем-то им подают другой самолет.
- Как тетя Флоренс?
- Вчера вечером опять задала нам жару. Сказала, что не выдержит встречи с Блодвен. Но я дал ей снотворное, и сегодня она вроде бы поспокойнее. Готова не моргнув глазом шагать на зов батарей. А вот мафочка устала.
- Это я виновата.
Мартин поставил на стол тарелку с тонкими кусочками хлеба, достал из кастрюльки и препроводил в рюмку яйцо, потом прикрыл его красной салфеточкой, которую Малышка сама вышила для мафочки много лет назад.
- Полагаю, ты узнала от нее все, что хотела. Я насчет того, о чем мы с тобой говорили в последний раз. - Он коротко рассмеялся и искоса глянул на Малышку. - Надеюсь, твое любопытство удовлетворено. - Он налил кипяток в чайник. - Зачем только надо было расстраивать маму! - пробурчал он.
Малышка надеялась, что на ее лице не отразился охвативший ее бешеный страх.
- Не думаю, что мафочка расстроилась.
- Хм-м. Ладно. Может быть, и нет. Тебе-то она уж точно не призналась бы. Ну и что теперь? Ты получила, что хотела? И что-нибудь изменилось?
- Да нет, папуля.
Еще как изменилось, подумала она. Она встретилась с Гермионой, сильной грубой старухой, и теперь знает, откуда идет ее собственная грубость. Теперь ей не надо этого стыдиться. Скорее это может стать источником ее силы или уже стало в недавней критической ситуации. Сверхчувствительная нежная женщина, верно, свалилась бы с ног! А так, если она и была потрясена обманом, в котором жил ее отец, то в глубине души, в самой глубине души она смеялась. Теперь она лучше знала своего отца, лучше понимала его и, понимая, как он загнал себя в капкан, из которого не смог выбраться, чувствовала, что сама становится добрее и умнее. Никогда ей не стать нежной и добродетельной, как мафочка, зато она может быть сильной, как ее храбрая мать!
Мартин не сводил глаз с дочери.
- Ты с этим покончила?
- Да.
- Прекрасно.
Твердые скулы у него на лице горели огнем. Ах ты подлый обманщик, с нежностью подумала Малышка, старый греховодник! Никак не хочешь выдавать свою тайну! Что ж, можешь унести ее в могилу. Так рисковать! А если бы Гермиона не промолчала? Да нет, на нее можно было рассчитывать. Но если не Гермиона, то ведь он сам мог проболтаться. Он и мафочка всегда были очень близки, муж и жена, друзья, любовники. Наверняка желание признаться его мучило…
- Нет смысла ворошить прошлое. Нам этого хватило с Флоренс. Надеюсь, в аэропорту она будет в форме. Ей и Блодвен придется как-то наладить отношения. Конечно же, я помогу им, но в первую очередь мне надо думать о мафочке. Неси поднос. Ей очень хотелось увидеть тебя. А я побреюсь пока, если Флоренс освободила ванную.
Флоренс сказала:
- У твоей бедняжки-матери в чем только душа держится, верно?
- Мафочка сильнее, чем кажется, - отозвалась Малышка, напомнив себе: "Твоя тетка всего лишь пытается завязать беседу".
Самолет Блодвен совершил посадку двадцать минут назад, и Флоренс с каждой минутой все больше нервничала: то и дело хваталась за чашку с кофе, ставила ее на место, она стучала о блюдце, а тетка вытирала платочком тонкие губы.
- Вчера вечером она очень плохо выглядела, - продолжала Флоренс. - Мартину надо лучше о ней заботиться.
- Он делает что может. Сегодня я не заметила ничего особенного. И она сказала, что хорошо спала ночью.
- Думаю, она с тобой храбрится, - недовольно произнесла Флоренс. - Старикам не очень-то по душе демонстрировать детям свои болячки. К тому же ты часто видишься с ней и не замечаешь перемен. А по-моему, она очень сдала с прошлой Пасхи.
Малышка подавила рвавшийся наружу смешок. Теперь она поняла, зачем Флоренс завела этот разговор! Она хотела удостовериться в том, что Малышка поддержит ее версию приобретения новой кровати! Вот старая хитрюга!
- Когда они приезжали к тебе? - простодушно улыбаясь, спросила Малышка.
Флоренс не ответила. Она поднесла руку к камее, которой была застегнута ее блузка, и Малышка увидела, как у нее дрожат пальцы. Ради встречи с Блодвен она оделась словно на свадьбу: пальто из шерстяной ткани кремового цвета, такого же цвета лайковые перчатки, розовая, вся в оборках кофточка. А над всем этим великолепием ее темное и сморщенное, как старый орех, личико.
- Я сказала Мартину: если хочешь, чтобы Хилари дожила до следующей весны, увези ее отсюда. Увези из нашей промозглой страны куда-нибудь на солнышко. В Алгарви, в Северную Африку. Самой мне незачем уезжать из Англии. Еще не хватало обогащать иностранцев. А Мартин может себе это позволить. - Она оглядела терминал. - Почему Блодвен так долго нет? - спросила она совсем по-другому, робко и тихо, словно ей вдруг стало трудно дышать.
- Сейчас-сейчас. Если хочешь, можем подождать ее у выхода.
Флоренс тяжело вздохнула, даже как будто тихонько застонала, и губы у нее задрожали от страха.
- Если бы она летела прямо из Сиднея, тогда ей потребовалось бы Бог знает сколько времени, чтобы пройти таможню и иммиграционные службы. А она летит из Амстердама, хотя на самом деле из Сиднея.
Флоренс как будто взяла себя в руки и сердито поджала губки.
- Не понимаю, зачем ей это! Такая долгая дорога! Меня ни за что не затащить в ваш аэробус, даже за тысячу фунтов не затащить, можешь мне поверить! Представь себе, вдруг он упадет, что будет со всеми пассажирами? - Она вновь коснулась броши, словно это был ее талисман. - Удивляюсь я Блодвен! Она всегда была такой привередливой!
Малышка нахмурилась, не сразу поняв, что хотела сказать ее тетка.
- Милая тетя Флоренс, когда гибнешь сама, вряд ли важно, сколько людей гибнет вместе с тобой. Но наша Блодвен цела и невредима! Правда-правда. Я прочитала на табло. И она скоро появится.
Малышка встала. Флоренс тоже стала медленно подниматься с кресла, потом, поморщившись, нагнулась за сумкой и зонтиком.
- Пойду встречу ее. А ты подгони машину. Вряд ли ей захочется бродить тут после такого ужасного путешествия. - Ее красное лицо опять было каменным, как всегда. Она строго посмотрела на Малышку. - Иди. Чего ты ждешь? Мне не нужна нянька. Думаешь, я не узнаю собственную сестру?