Катюша задумалась. Как же ей поступить? Если она сейчас откажет Славику, начнется затяжная война с численным перевесом на его стороне. Победит, конечно, Катюша - документы на квартиру были оформлены правильно, а Славка не был даже прописан здесь, - но какой ценой? Нервы, слезы, скандалы, хождение по судам оторвут ее от важного дела, которое, она дала себе слово, нужно было начать и закончить. Убийцу бабушки необходимо найти.
- Ты бабушке вчера не звонил? - спросила Катюша теперь уже своего бывшего мужа.
- Нет, - быстро ответил тот, - и не приходил. Ты же знаешь, что она меня не любит.
Катюша вздохнула - что правда, то правда: Катерина Ивановна Зимина родственничка не жаловала, называла его оболтусом, стреляным воробьем и пентюхом. Насчет оболтуса Катюша через пять лет семейной жизни со Славиком готова была согласиться. Муж называл себя свободным художником, но, скорее всего, был вечным безработным - в дом не приносил ни копейки. Насчет стреляного воробья бабушка тоже оказалась права - как только на горизонте Славика забрезжила новая жизнь в лице Ирки - умной, красивой, с хорошим окладом секретарши большого начальника, Катюша, потерявшая стабильный заработок и подвизавшаяся на поприще искусства в полуобщественном киноклубе "Современник", оказалась для Славика пройденным этапом. Что имела в виду бабушка, называя оболтуса и стреляного воробья пентюхом, Катюша еще не знала, предполагала, что это и первое и второе вместе.
"Да, - вынужденно согласилась с мужем Катюша. - Бабушка Славку не любила. Значит, и приходить ему было не резон. Кто же по собственному желанию и доброй воле пойдет в гости к человеку, который тебя не жалует?"
От сделанного в уме вывода Катюша повеселела - все-таки тяжелое это занятие - подозревать собственного мужа в преступлении. Хорошо, что убийцу надо искать в другом месте.
- Ладно, ребята, - на радостях, что муж не виновен, сказала Катюша. - Живите здесь. Я на ту квартиру пойду.
"Ребята" заулыбались, переглянулись. Катюша, вспомнив прошедший день, подозрительно спросила мужа:
- А разве я тебе говорила вчера, что бабушка умерла?
- А как же, Масленок, - с шутливым возмущением ответил Славик. - Ты вчера при мне переживала, ходила здесь по комнате, волновалась, почему бабушка не звонит и на твои звонки не отвечает. Потом сказала, что с ней что-то случилось, и выбежала из квартиры, как сумасшедшая.
- И ты сделал вывод, что бабушка умерла?
- Катю-ю-ша, - укоризненно ответил муж. - Ты можешь считать меня кем угодно, но Катерине Ивановне было семьдесят пять лет. Свое она уже прожила. Ты обвиняешь меня в том, что я это понял?
- Нет. - У Катюши стало жарко в сердце, но она не замолчала, чтобы Славик больше не сморозил глупость. - Я тебя ни в чем не обвиняю. Только странно, что, когда ты это понял, - она проглотила комок, - когда ты понял, что у твоей жены - горе и что она, скорей всего, не придет этой ночью домой, ты быстренько привел в дом любовницу.
Славка и Ирка открыли рты одновременно, намереваясь дать ей отпор, но Катюша их опередила - не дав им худого слова молвить, отчеканила:
- Я ни в чем тебя не виню. Я поступаю благородно - оставляю тебе эту квартиру с моей кроватью, с моим столом и стульями, с вилками и ложками. И прошу тебя, сделай так, чтобы я никогда не видела ни тебя, ни Ирку.
Катюша ушла из своей собственной квартиры, в которой прожила сорок два года, как положено уходить только богатым женщинам - в чем была и с одной сумочкой в руке. Правда, через минуту ей пришлось вернуться, но это уже неважно, это уже мелочи жизни. Никакой роли в том благородном и великом, что сделала Катюша только что, они не играли.
- Стакан отдай, - сказала Катюша Славику. - Из которого ты не допил. Извини уж, это бабушкин подарок мне.
Лифт на девятый этаж добрался не скоро - Катюша успела услышать, как за дверью ее собственной квартиры тискались и лобызались счастливые любовники.
- Как мы дельце-то провернули, - восхищенно сказал Славик и, наверное, дунул Ирке в шею, в легкий завиток волос.
Лифт наконец подъехал, и Катюше ничего не оставалось делать, как войти в него. Поэтому она, естественно, не слышала, что ответила Славику Ирка.
- Мы еще и ту квартиру у нее оттяпаем, - засмеялась Сидоркина. - Как ты думаешь, она ни о чем не догадывается?
- Куда ей, Масленку, - успокоил любовницу Катюшин муж и понес ее в спальню - дальше успокаивать.
Выслушав рассказ сестры Ксении о дневном происшествии, калека без ног и с культей вместо левой руки достал здоровой рукой из пачки "Примы" папиросу. Монашка щелкнула зажигалкой, дала калеке прикурить, стала любовно смотреть, как он курит, затягиваясь.
- А ты не ошиблась? - спросил калека монашку, докурив папиросу. - Что мать-то ее говорит?
- А что мать? - пожала плечами сестра Ксения. - Она и не знает, поди-ка. Доченька как двадцать лет назад уехала в Москву, так ни ответа от нее, ни привета. Стыдится, наверное, Анечка такой мамаши. Думает, пронюхают корреспонденты, каких она кровей, имидж ей подпортят. Людмилка-то как начала квасить тогда, так до сих пор и не просыхает.
- Тогда - это когда? - неосторожно спросил калека.
У монашки изменилось лицо - окаменело.
- Тогда, - ответила она и замолчала, припомнив за несколько секунд все, - это тогда.
Андрей, так звали калеку, перебрался с кровати на широкий подоконник, посмотрел в открытое окно.
В голубом небе на фоне белых облаков бреющим полетом летали стрижи, в воздухе пахло скошенной вчера травой - уже сеном. По лесным аллеям - вытоптанным до земли тропинкам, бродили пенсионеры - старики и старухи, которые доживали свои оставшиеся годы в интернате для престарелых. Среди деревьев блестела река. По утрам немногие местные жители из расположенной рядом деревни ловили там рыбу для продажи в городе.
Андрей Голубев тоже жил в интернате, хотя ему было всего-навсего сорок два года. Его взяли сюда по личной просьбе военного комиссара города Любимска да еще потому, что государство его не обидело - пенсию дало хорошую, да еще потому, что никто из родных не знал, что он жив. Никто, кроме монашки Ксении - его ненаглядной Олеси Голубевой.
- Красота какая, - тихо сказал Андрей. - Так и хочется тебя по руке погладить.
- Не вижу я этой красоты, - ответила сестра Ксения, но к окну подошла. - Другое перед глазами. Плакатик тот и надпись под ним: "Любите, люди, друг друга!". Так ты поможешь мне?
Калека положил голову на плечо монашки, посмотрел на свои культи вместо ноги и одной руки.
- Жалко мне, что сам я этого сделать не могу. Боюсь я за тебя. Если что с тобой случится, я жить не буду, ты же знаешь.
Ксения тоже склонила голову.
- Ничего со мной не случится. С нами - бог, - ответила она Андрею и вспомнила, оба они вспомнили - она равнодушно, он с нехорошим предчувствием, что эта же самая фраза была написана на ремнях у фашистов во время далекой войны.
Бог, как известно, злодеям не помог.
- Когда начинаются гастроли? - спросил калека монашку.
- Через две недели.
- Ну, что ж, время есть. Успеем подготовиться.
Через три дня, похоронив любимую бабушку, Катюша Маслова вышла на работу. Первый же день принес ей одну неожиданность и одну неприятность. Неприятность касалась зарплаты - деньги опять задержались где-то в пути. Хотя какой тут путь - через дорогу. Именно там находилась бухгалтерия отдела культуры, к которому был приписан киноклуб "Современник". В штатном расписании киноклуба значился директор - фанатик кино Максим Рейн, и его помощница на полставки, она же - финансовый директор Катюша Маслова.
- Прими мои соболезнования, Катюша, - сказал ей Максим Рейн. - И собирайся в дорогу. У нас на носу вечер, посвященный творчеству великого режиссера современности Артема Басманова. Поедешь в Москву, встретишься с людьми, которые его знали, поработаешь в архиве, ну и фильм какой-нибудь его покажем.
- Максим Робертович, - попробовала отбрыкнуться от неожиданной поездки Катюша, - у нас же по плану - Серж Гейнсбур.
- Серж подождет, никуда от нас не денется, и потом, он уже давно умер.
- А при чем тут Басманов? Почему Басманов?
- Да ты что, Маслова, - возмутился Рейн. - Не любишь кино, что ли? Ты телевизор-то смотришь? - Он понизил голос, как будто сообщал Катюше страшную тайну: - Басманова неделю назад нашли в собственном загородном доме с раскроенным черепом.
- И кто ж его так, родимого? - мрачно спросила Катюша - очень уж ей не хотелось по такой жаре трястись в поезде, битком набитом дачниками и отдыхающими.
- Ты мне тут не остри, - погрозил пальцем начальник и ответил сначала довольно легкомысленно, потом - с энтузиазмом. - Да это неважно. Какой-то то ли немой, то ли глухой, то ли вообще, человек с умственными отклонениями. Для нас главное, что имя Басманова сейчас на слуху у народа, даже у такого дремучего, как тот, что проживает у нас в Любимске. Мы можем сделать на этом очень неплохие деньги. Надо только ловить момент, не опоздать. Я дам тебе координаты одного человечка в Москве - профессора ВГИКа Чепурного. Он был у нас два года назад на заседании киноклуба. Хороший мужик. Мы с ним на рыбалку вместе ездили. Думаю, он меня помнит. Поедешь к нему, он поможет подобрать тебе материал о Басманове. Понимаешь, Маслова? - прикрикнул он на Катюшу, слушавшую его с постным лицом. - Как финансовый директор, понимаешь? Ты соображаешь, что весь коллектив - и ты, и я, можем вообще остаться не у дел, потому что городу, по большому счету, наш киноклуб не нужен. Город ничего не хочет знать о настоящем французе - Серже Гейнсбуре. Городу интереснее своя, доморощенная "француженка" - Груня Лемур. Видела плакат?