- Не-е-т, - осадила свою нереализованную прыть бабуся Клавдия Сычева, замерев у "глазка" своей накрепко закрытой входной двери в неудобной позе, от которой ее немолодое, нетренированное тело начало ныть и затекать. Но, что делать - подглядывание и подслушивание - тоже искусство. Не каждый соглядатай способен изогнуться у дверей так, будто дверной "глазок" вкрутился в тебя вместо глаза - словно ты часовых дел мастер.
- Нет, - опять предупредила себя любопытная Сычиха. - К Катькиному мужу, или кто он ей там теперь, я обращаться не стала бы, хоть и не робкого десятка старушка.
Уж больно рожа у Славика была злой, когда он, грохнув дверью о стену, выскочил от Катюши, как черт из преисподней, тряся чертовской лапой.
"По всему видать, не получилась у соседки любовь, - поняла расстроенная таким оборотом дела Сычиха и вздохнула: - О-хо-хо!"
Думы Сычихи прервал известный топот по лестнице. То "оглоеды" бежали из школы уничтожать бабушкино печенье. Клавдия Сычева, и сама большая любительница сладкого, успела отсыпать из кулька две трети сахарного печенья, купленного сегодня с пенсии, спрятать в надежном месте до того, как в дверь щедро закурлыкал звонок.
Стараясь выглядеть спокойно, потому как соседка наверняка опять подглядывает - будто это ее работа - Катюша подошла к входной двери, проверила, не слетело ли "железо" с петель, закрылась на все замки. Руки ее отчаянно тряслись, но вот это уж Сычиха вряд ли заметит. Хоть и носит имя остроглазой птицы.
"Да что ты все об окружающей среде думаешь? - спросила себя Катюша и согласилась сама с собой. - Да лучше дать волю эмоциям. Не томить их, как тигров и львов, в клетке приличий. Да и кого мне стесняться в собственной квартире. Квартира, будь она проклята", - заплакала Катюша тяжелыми слезами, которые не могли вернуть ей бабушку.
Глухо порыдав с полчасика, Катюша остановилась. Слезы облегчения не приносили, только еще больше затягивали в водоворот нежелания делать что-либо и думать. А думать Катюше надо было теперь больше, чем раньше. Как никогда, надо было думать Катюше, оставшейся в жестокой жизни одной. Ну, ладно, допустим, с бывшим мужем она кое-как разделалась. Долго не заживет у него синяк на руке от Катюшиных зубов.
- Ишь, чего надумал, - сказала бы в этом случае Катюшина бабушка, наблюдавшая встречу жены и мужа с фотографии. - Руку поднять хотел на внученьку. Да как у тебя, Славик, не отсохла рука-то?
"Может, и отсохнет еще", - мстительно улыбнулась Катюша.
Вот и стало ей смешно, вот и полегчало на время. Вспомнила она уже почти с юмором тяжелый разговор со Славиком. Но для этого ей пришлось вспомнить сначала, чем закончилась ее вторая встреча с человеком-солнышком, Родионом Раскольниковым, в Москве, около здания на Петровке. И стало ей еще легче.
- Больше вы от меня никуда не сбежите, - сказал подполковник Родион Катюше, когда поймал платочек, взял ее, как любимую девушку, за руку и, показав охраннику удостоверение, гарантирующее ему проход под арку, провел с собой и Катюшу.
Усадив ее на лавочку среди зеленых деревьев, подполковник пристроился рядом.
- Рассказывай, девушка, что с вами стряслось.
"Спец, - поняла Катюша. - Мягко переходит границу - с "вы" на "ты".
И она рассказала следователю все, вынула из сумочки пузырек из-под снотворного с отпечатками пальцев многих людей, а также стакан - подарок бабушки, который она, уходя от мужа, "отняла" у подозреваемого номер один Славика.
- Дайте слово, что не сдвинетесь с этого места полчаса, а может быть, и больше, - попросил Катюшу Родион.
- Не знаю, обрадуетесь вы или нет, - сказал он ровно через полчаса (какой обязательный). - Но вот результаты экспертизы. На пузырьке и стакане есть идентичные пальцы двух людей. Одни отпечатки, вероятно, ваши. Вторые принадлежат другому человеку, который держал и пузырек, и стакан.
- Славик? - ахнула Катюша, приняв известие близко к сердцу.
"Солнышко" нахмурилось, пожало плечами. Катюша чмокнула его в круглую, как колено под брюками, щечку. "Солнышко" просияло.
"На термометре наверняка тридцать градусов, - подумала Катюша, заметив на лбу Родиона капельки пота. - А на часах?"
Она спросила у Родиона, сколько сейчас времени, чтобы услышать его голос еще раз.
- Четыре с четвертью, - ответил Родион Раскольников (как сладко звучит его имя), и в это момент его кто-то позвал.
Он с сожалением посмотрел на Катюшу, как будто понял, что ей пора уходить, а не то она опоздает на пятичасовую электричку и Злата Артемовна снесет ей башку топором.
Ночью в поезде, после того как ей срочно пришлось убежать сначала от Родиона, а потом, совсем не запланированно, от тети Зины, Катюша представляла, как она вывалит на Славика правду, которую теперь знала наверняка: в день смерти бабушки он был, был у нее, он врал, когда говорил, что не был.
"Он и убил", - осознала наконец Катюша, и под стук колес ей стало ужасно жалко, что прекрасные черные ресницы с детскими загогулинками на концах достались негодяю.
"Это Ирка его сгубила", - попробовала оправдать мужа Катюша, потому что, какая она жена, если за человека, с которым столько лет прожила, хоть чуть-чуть не вступится.
Но сегодня Катюша не стала искать для Славика смягчающих обстоятельств его преступления. Сегодня она потребовала от мужа рассказать, как все в этой квартире в день бабушкиной смерти происходило.
- Я была на телефонной станции и выяснила, что предварительно ты позвонил бабушке, - добила Катюша мужа еще одной уликой, в дополнение к бумажному заключению московского эксперта, между прочим, с Петровки, 38.
Всегда прекрасное, как утренняя роса или первый снег, лицо Славика стало тупым и некрасивым. Он и так-то едва понимал слова, написанные в официальном заключении черным по белому, смысл которых сводился к тому, что "надо, Слава, брать ручку, бумагу, писать чистосердечное признание, а уж явку с повинной мы, милиция, тебе оформим".
"Врешь, не возьмешь", - заходил ходуном кадык, забегали в глазницах Славкиного черепа глаза - нежные, карие глаза человека, убившего другого человека, старуху.
- На телефонных станциях таких справок не дают. Я знаю это точно, - попробовал уйти в "глухую несознанку" подозреваемый, да сам себя, глупый, и выдал: - Тем более когда с сотового звонишь.
Сотового у Славика - художника, плохо разбирающегося в трех кнопках стиральной машины-автомат, не было. Сотовый был у Ирки. Славка и подругу продал.
- Может, ты и прав, муж, - последнее слово Катюша произнесла с чувством некоторого удивления. - Может, мне и не дали такую справку. А милиции, как ты думаешь, дадут? По запросу суда, как ты думаешь, дадут?
- Ко-ко-кого суда? - закудахтал Славик, только что руками-оглоблями не забил по-петушачьи, захотел до Катюши одной "оглоблей" дотянуться. - Да я тебя, - никогда не замахивался, а тут, на-ко, замахнулся, как муж на жену. Вспомнил, видать, что спали когда-то в одной кровати.
- Да нет, - не испугалась прошлого, настоящего и будущего Катюша. - Это я - тебя, - и вонзила в длинную руку бывшего мужа зубы.
- А-а-а, - по-мужски простонал Славик. - Зубаста к какой!
- Получи за зубастика, - разозлилась Катюша - потому что зубы-то у нее действительно несколько вперед выдавались, но она всегда считала, что это ее только красит, - и сомкнула на мясе челюсть.
Увидев на зубах Катюши кровь, Славик - человек с развитым воображением - побледнел. Наверное, подумал, что одноруким он Ирке Сидоркиной не нужен будет. Кстати, верно подумал.
Катюша его пожалела, не искалечила, отпустила с миром на все четыре стороны. Только вопрос о квартире, на которую Слава претендовал, отпал сам собой.
- Чтоб духу твоего там не было, - сказала Катюша, вытирая красный, соленый, липкий от крови, рот. - Завтра же замки поменяю и на сигнализацию квартиру поставлю. У меня теперь друзья в милиции есть, - многозначительно прибавила она, глядя, как не ее больше муж дует на багровое пятно на руке. Но пятно от усиленного дутья только меняло цвет, а не исчезало.
Художник, творческий человек, красавец мужчина с черными ресницами с загогулинами на концах, разозлился, как он с таким пятном ходить по улицам Любимска будет, никому из знакомых подать руку не сможет, никто в ответ не подаст ему. Ногой он чуть не вышиб дверь.
"Побежал Ирке жаловаться, - поняла Катюша и посмотрела на фотографию бабушки. - Ну, как, бабуля? Все правильно я сделала?"
От ветра распахнулась форточка, фотография Катерины Ивановны Зиминой упала.
"Одобряешь, значит, - поняла Катюша. - А форточка, пока я в Москве была, видать, сама вот так же и открылась".
- Значит, вы говорите, что вас хотят в нашем городе убить? - спросил Груню Лемур начальник Любимского УВД полковник Сыроежкин и почесал в ухе.
"Что-то я сегодня с утра медленно думаю, совсем не врубаюсь, чего эта певица от меня хочет", - подумал и еще раз, произнося слова с большими паузами, спросил Груню о ее предполагаемом убийстве.
Пригнувшись, певица заглянула в опущенные, с красными прожилками, глаза заместителя главного милиционера города.
"Алкаш, - поняла она. - Наверное, пил вчера, как лошадь, а сегодня на работу вылез".
- А ваш начальник генерал из области долго в отпуске будет? - вежливо спросила она у зама-пропойцы.
- Через неделю выйдет, - буркнул виноватый и начал куда-то названивать, вызывать какого-то Раскольникова, который сегодня утром должен был вернуться из Москвы.