Ей до сих пор приходилось рассчитываться по счетам своих родителей, а их с Лайлой медицинские расходы все росли.
– Еще работаю кассиром в магазине органических продуктов каждый вечер и по выходным.
– Не похоже на детскую мечту.
Да, но мечты умерли... и если не быть осторожной, призраки прошлого будут преследовать и в настоящем.
– Почему ты так думаешь? – Она не гордилась своими работами, но всегда делала все, чтобы выжить.
– Я очень наблюдательный.
И довольно скромный.
– Итак, чем ты хотела заниматься? – поинтересовался он.
Почему бы не сказать ему правду?
– Я хотела жить, – сказала она. Действительно жить. – Хотела путешествовать по свету, прыгать с парашютом, танцевать на крыше небоскреба, нырять глубоко в море за сокровищами и ухаживать за слоном.
Колдо склонил голову набок и пристально посмотрел ей в глаза.
– Интересно.
Это потому что она упомянула о занятиях, а не о карьерном выборе? Ну, на это была своя причина. Она никогда не знала, сколько ей отведено, поэтому карьера казалась бессмысленной.
– Как насчет тебя? – спросила она. – Чем бы ты хотел заниматься?
– Уже занимаюсь этим, – он не отводил взгляда, – и ты еще можешь сделать все то, о чем сказала.
– Вообще-то, не могу. Мое сердце этого не выдержит, – пускай думает, что ее нервы куда крепче, чем на самом деле.
– Ты права.
Подождите.
– Что?
– Если слова имеют власть над жизнью и смертью, то только что ты приставила к своему виску дуло пистолета.
– О чем ты говоришь? Это абсурд.
– Ты говоришь то, во что веришь, а веришь ты в то, что обречена. Если и есть единственное, чему я научился за все годы, так это – то, во что веришь, и есть стимул всей твоей жизни.
Вспышка гнева заставили ее сердце пропустить удар:
– Я верю в реальность.
Колдо взмахнул рукой.
– Твоё восприятие реальности искажено.
О-о, в самом деле?
– Как это?
– Ты веришь в то, что видишь и чувствуешь.
– А разве не все так делают?
– В этом мире все изменчиво. Временно. Но есть вечные вещи, которых ты не видишь.
Она пролила свой чай на скатерть. Жидкость выплеснулась из отверстия в крышке, обжигая ее руку.
– Смотри-ка. Может, тебе не поступает достаточное количество кислорода туда, где должна быть голова, но твои слова звучат как из уст сумасшедшего.
– Я не сумасшедший. Я знаю, что ты можешь быть исцелена.
Исцелена? Как-будто она уже всего не перепробовала.
– Некоторые вещи нельзя изменить. Кроме того, ты и понятия не имеешь о моем прошлом или о моем будущем.
– Я знаю больше, чем ты думаешь. Ты так боишься жить, что на самом деле убиваешь себя.
Установилось тяжелое молчание. Он... попал в точку, подумала девушка. Никола наблюдала, как страх медленно пожирал счастье ее сестры, отравляя каждую частичку ее существования.
И всю жизнь, до того дня, когда она поселилась в больнице, у Лайлы было только это. Существование.
У нее всегда болел живот, аппетита не было. И Никола скатывалась по той же дорожке.
Лайла была истощена, казалось, даже ее кости усохли. Дайте Николе еще пару месяцев, и она дойдет до такого же состояния.
Волосы сестры потеряли блеск. Темные круги под глазами стали постоянными. Да, еще немного, и Никола станет собственной тенью.
– Где-то по пути ты потеряла последнюю надежду, – произнес Колдо, и в его голосе было что-то угрюмое, будто он и сам страдал от потери. – Но если ты меня послушаешь, если сделаешь то, что я скажу, твое тело и сердце окрепнут, и ты, наконец совершишь все то, чего так хотела.
– Ты что, доктор? – предположила она. – Откуда ты знаешь это? И что, по-твоему, можно сделать со мной такого, чего я уже не пыталась?
Игнорируя её вопрос, он произнёс:
– Selah[5], Никола.
И с этими словами он исчез: только что был здесь, и вот его уже нет.
Переводчики: Lenamart, marisha310191, natali1875, Tenacia, Kejlin
Редактор: grammarnazi
Глава 4
Полный решимости доказать Николе свою точку зрения, Колдо из больницы переместился в свой подземный дом в Вест Индиа Ки[6]. Место его величайшего позора.
Здесь он держал свою мать.
Небольшая скрытая пещера освещалась мягким зеленом светом, который излучало озеро чистейшей воды. Свежесть воздуха охватила его, буквально потрескивая жизненной энергией.
Как и в доме в Южной Африке, здесь не было ни мебели, ни гобеленов, ни украшений, ни удобств любого рода.
Впрочем, здесь все же была еда и вода, а также одеяло. Он хотел было обеспечить мать кроватью, но потом вспомнил, что она никогда не заботилась о нем подобным образом.
– Так-так, – произнесла она, – смотрите-ка кто вернулся.
И вот она. Корнелия. Ее имя означало "копье". Именно такой она и была. Острая и смертоносная, способная проколоть сердце человека и безразлично уйти, оставив медленно умирать.
Она сидела в углу клетки, в домотканом платье из натуральной ткани. Колдо бросил его ей, сорвав небесную мантию. Райские шмотки легко очищались от грязи самостоятельно, вдобавок, возвращая чистоту и своим владельцам.
Он не хотел, чтобы у Корнелии была возможность почиститься. Колдо желал, чтобы она узнала ощущение грязи, которую никогда нельзя будет вычистить.
Кожа ее побледнела, веснушки резко выделялись. Ее длинные волосы были сострижены и теперь едва достигали ушей. Пряди спутались и торчали в разные стороны.
Не он сотворил с ней это. Несколько недель назад мать была захвачена бандой демонов picг (похоть), утащивших ее в ад, в попытке заставить Колдо предать Захариила. Вместо этого он спас ее.
Воин понятия не имел, что еще с ней сотворили, – только то, что пытки действительно имели место. Она находилась при смерти, когда Колдо нашел ее, это было единственной причиной, почему Корнелия не боролась с ним во время лечения. И вот они здесь.
Она – полна ненависти, как и всегда.
Он – странно недовольный ситуацией.
С детства находясь под правлением отца, Колдо мечтал наказать ее гораздо худшими способами. Он все еще хотел этого, о, да.
Жажда мести всегда сжигала изнутри. Но он не мог. Он бы не стал. Позволил себе лишь мелочи, вроде отсутствия кровати и лишение надлежащей одежды, но ничего больше.
Колдо совсем не был похож на мать, и каждый день доказывал это. Он приходил сюда, боролся с желанием сделать что-то гадкое, а потом уходил.
Мудрые знают, что не стоит и приближаться к вратам своего искушения, но Колдо все никак не мог заставить себя остановиться.
– Здравствуй, Мать.
Женщина втянула воздух.
– Я должна была отрезать твой язык, когда у меня был шанс, – она бросила в него камешек. Тот отскочил от плеча и упал на пол.
– А еще утопить меня. Я знаю.
Корнелия нахмурилась, пряча в длинных ресницах фиалковые глаза, которые он так часто видел в своих кошмарах.
– Тогда я не была способна на насилие. Но твой отец... я ожидала от него большего. Он должен был сделать то, чего я не могла.
– О, не сомневайся, он пытался. – Много раз.
Колдо вспомнил тот день, когда Корнелия пролетела над лагерем отца и сбросила его. Ослабленный и изнуренный, боль от жесткого приземления мучила больше, чем рана от вырванных крыльев.
Огромный лысый мужчина с большим количеством мышц и шрамов, чем Колдо когда-либо видел, грузно подошел к нему. Откуда-то сверху крикнула Корнелия:
– Вот и твой сын, Нокс, да уничтожьте друг друга!
Нокс. Имя, которое означало ночь.
Через секунду Колдо потерял сознание, а очнулся на полу просторной палатки. Лысый мужчина нависал над ним, он широко ухмылялся и глаза его были так же черны, как и его имя.
– Ты мой сын, не так ли? Воспитан творящим добро ангелом.
Его мать? Творящая добро?
– Держу пари, она напичкала тебя глупыми представлениями о добре и зле, – продолжал Нокс. – Не так ли, парень?
Было трудно концентрироваться на словах – все внутри Колдо кричало: "Беги и никогда не оглядывайся назад".
Но он был в ловушке тела, слишком слабого, чтобы двигаться или переместиться. Все, что ему оставалось – это смотреть, как из пор мужчины поднимались тонкие завитки дыма, наполняя воздух запахом серы.
Именно в этот момент осознание свалилось на Колдо. Лысая голова, бездонные глаза и черный дым могли означать только одно.
Нефас. Его отец принадлежал к самой опасной, мерзкой расе из существующих. Расе, которая подкрадывалась к людям, медленно и мучительно отравляла... уничтожая полностью. Раса, не имеющая совести.
Подобная демонам.
Нефас несли смерть. Пожиратели душ.
Возраст жертв никогда не имел значения, так же, как и их пол. Монстры жили, чтобы причинять боль. Они убивали и смеялись в процессе.
– Не беспокойся, – произнес мужчина, – мы это исправим.
Нокс хотел, чтобы Колдо принял образ жизни Нефас. Тот сопротивлялся... поначалу. Но каждый раз, когда он пытался убежать, его отец тут же следовал за ним по пятам, легко догонял и тащил обратно, наказывая.
Однажды Нокс связал его и влил кислоту в глотку. В другой раз вырвал глаз и прибил к прутьям клетки таким образом, что Колдо мог смотреть сам на себя.
Подрастающему воину пришлось отыграть глаз обратно и вставить на место. К тому времени он уже был немного старше и мог частично излечиваться. Но все же его зрение больше никогда не было прежним.
Злоба и ненависть пустили корни. Почему он? Почему никто не спас его? Сколько еще боли заставят вынести?