Самым разумным представлялось забыть о Христине и её группе фанатов, посвятить себя восстановлению семейных отношений. Краснокутская оценила поведение мужа во время болезни дочери, его нежность и преданность, и в душу закрался червячок сомнения: возможно, она просто не хотела замечать, что живёт с добрым и терпеливым человеком, и, не находя в нём тех качеств, которые были ей нужны, закрывала глаза на его истинные достоинства.
С другой стороны, это она должна была утешать девочку, а муж – проломить Пушкаренко башку!
В их маленькой семье она исполняла роль отца, а муж – матери, поэтому всё так запуталось и перемешалось.
Каждый день Краснокутская собиралась удалить страничку, но, побуждаемая каким-то болезненным интересом, только глубже входила в роль Людмилы Ивановны.
То ли ей хотелось превратиться в эту несуществующую женщину, то ли интересно оказалось тусоваться в группе и придумывать разные штуки для творческого общения. А вернее всего, Светланой двигал болезненный интерес к расследованию, и Христина оставалась единственным источником информации, хоть карт не раскрывала.
По этой причине Краснокутская согласилась встретиться "в реале", когда девушка доставила в Киев останки бывшего мужа, рассудив, что при личной встрече Христина станет разговорчивее.
Заминка с фальшивой фотографией разрешилась легко, пушкаренковская бывшая оказалась почти такой же закомплексованной, как Маруся, и легко поверила, что "Людмила Ивановна" стесняется собственной внешности.
Они неплохо провели вместе время, но Христина всё время переводила разговор на группу, а слишком назойливый интерес к расследованию со стороны чужого человека выглядел бы подозрительно, так что снова ничего полезного выяснить не удалось.
Христина сказала, что собирается побыть в Киеве ещё несколько дней, вспомнить юность. Кто ж знал, что она займётся частным расследованием на свой страх и риск и что ей удастся так стремительно размотать цепочку?
Когда Краснокутская увидела девушку в фитнес-клубе, едва не потеряла сознание, но сумела собраться, как на ответственных соревнованиях.
Разные чувства она испытывала к Христине – и ненависть, и жалость, и женское сочувствие, но сейчас все они улетучились, оставив только ощущение угрозы.
Не имело никакого значения, права Христина или виновата, – главное, её действия могли разрушить всё.
Кажется, в тот момент Краснокутская потеряла способность мыслить здраво.
Христина поделилась, в каких психотравмирующих обстоятельствах росла, но интеллект девушки не пострадал, как явствовало из её постов и личных сообщений.
Придумать какую-то правдоподобную ложь, объясняющую, почему слияние Людмилы Ивановны и Светланы Сергеевны в единый образ никак не связано с убийством Пушкаренко, Краснокутской не удалось.
Рассказать, как есть, умолчав только о своей поездке в Питер? Невозможно! Расставшись с ней, Христина сразу отправится в полицию – может быть, в местную, а если там её не станут слушать, вернётся домой в Россию и разоткровенничается со следователем, ведущим дело об убийстве.
Нынешний поклонник Христины наверняка хорошо запомнил убийцу в лицо, а потому опознает без труда.
А вдруг она оставила какие-нибудь убедительные следы своего присутствия на месте преступления? ДНК или отпечатки пальцев? Чёрт, кажется, она хваталась за камень без перчаток…
Нет, поняла Светлана, единственную нить, ведущую к ней, надо оборвать.
Первый опыт насилия оказался удачным, пусть было сделано много ошибок, и эта острая реакция на месте убийства едва всё не испортила, но Светлане удалось ускользнуть, и официальные представители закона не вышли на её след.
С небольшими огрехами всё прекрасно получилось, значит, получится и теперь, думала Краснокутская. Так что не сомневалась в успехе и сейчас.
Местность она знала превосходно и потому быстро наметила безлюдный двор, достаточно удалённый от фитнес-центра, чтобы связь найденного тела с ним не стала очевидной.
"В этот раз я не позволю себе распуститься!" – строго сказала она себе и, выходя с девушкой через чёрный ход, незаметно подобрала камень, которым подпирали дверь, чтобы она оставалась открытой.
Когда Христина доверчиво прошла впереди неё, Краснокутская нанесла удар.
В этот раз она не впала в ступор, но наклониться к упавшей девушке и забрать документы не смогла.
Бросив камень тут же (она была в перчатках и не боялась, что на нём останутся следы её пальцев), Краснокутская стремглав выбежала из арки, перешла на шаг, чтобы не привлекать внимания, и вернулась в клуб, где спокойно вела занятия, пока не пришли оперативники.
* * *
В магазине "Парк культуры и чтения" Лизу, как обычно, посетило детское чувство ожидания волшебства.
Пройдя мимо стендов с новыми книгами, она остановилась возле канцелярского отдела и стала придирчиво выбирать себе записную книжку. Раз её назвали настоящим писателем, значит, у неё обязательно должна быть записная книжка, в которую надо заносить умные мысли и удачные эпитеты.
Блокноты были все такой редкой красоты, что выбрать из них один не представлялось никакой возможности.
Лиза вздохнула. Писательская карьера представлялась на данный момент туманной, и покупка записной книжки вряд ли могла её спасти.
После возвращения из Киева она была сильно занята, оформляя документы по делу Голлербаха, и выкроила время для встречи с Юлией Викторовной только через неделю. Во время разговора она не сразу смогла съехать с решительного тона, который пришлось напустить на себя, защищаясь от начальства.
Впрочем, расстались они вполне мирно и на дружеской ноте. Лиза объяснила, что сейчас ей необходимо поработать самостоятельно, научиться самой отвечать за качество своих текстов и свободно выражать собственные мысли.
"Надеюсь, – сказала Лиза, – когда этот этап будет пройден, мы вернёмся к нашему сотрудничеству".
Юлия Викторовна не обиделась на беглого автора, но на эту Лизину фразу отвечать ничего не стала.
Кажется, всё правильно сделано, ведь и следователь не может быть вечным стажёром, пусть даже у самого прекрасного-распрекрасного сыщика, соединяющего в себе лучшие качества комиссара Мегрэ, полковника Гурова и Шерлока Холмса. Так и в других областях человеческой деятельности.
Чтобы стать настоящим профессионалом, нужно поработать самостоятельно.
И всё же расставаться с Юлией Викторовной оказалось очень грустно – так же грустно, как окончить школу или получить диплом и оставить институтские стены.
Впереди много приключений и свершений, но целая часть жизни осталась позади и никогда не вернётся…
Юлия Викторовна нашла Лизу, выделила среди сонма других авторов, вдохнула в неё уверенность, когда та, получив несколько отказов, собиралась забросить писательство. Она, как первая учительница, преподала Лизе самые азы профессии, поставила на крыло, научила не только связно излагать то, что приходит в голову, но и помогла упорядочить творческий процесс, привила то чувство "литературного такта", без которого текст выглядит грубо и неряшливо.
Без её помощи и поддержки книги Лизы Шваб никогда не появились бы на полках книжных магазинов…
Лиза вздохнула, понимая, что угрызения совести будут мучить её до конца жизни.
Но Юлия Викторовна была, наверное, не только как первая учительница, но и как первая любовь, которая, как известно, редко заканчивается счастливо.
Влюблённые расстаются по тем или иным причинам, но в сердце навсегда остаётся светлое чувство благодарности за прекрасное время, проведённое вместе, и щемящее сожаление, что оно ушло навсегда.
…Так и не определившись с выбором, Лиза закрыла глаза, решив взять блокнот наугад, и тут же почувствовала, как её дергают за руку.
– Руслан Романович! Вы поставили цель довести меня до инфаркта? – засмеялась она.
– Нет, просто хотел напугать, – улыбнулся Руслан Волчеткин. – Вы всегда такая сосредоточенная, что грех не воспользоваться.
– Выберете мне записную книжку? – предложила вдруг Лиза. – Не знаю, на чём остановиться.
Волчеткин некоторое время молча смотрел на стеллаж с блокнотами, потом взял один и так же молча направился к кассе. Протесты Лизы он остановил решительным движением руки.
– Очень рад, что вы согласились со мной повидаться, и ещё больше – что выбрали такое прекрасное место для встречи, – сказал он, расплатившись. – Я часто бываю здесь, а с тех пор, как Макс уехал в Киев, так чуть ли не каждый день.
Они поднялись по эскалатору и сквозь зал с научно-популярной литературой прошли в кафе.
– Когда оказываешься здесь, сразу понимаешь, что ничего нет увлекательнее чтения. – Руслан галантно помог Елизавете устроиться за столиком. – Кстати, я уже поднимался на третий этаж и купил вашу книжечку. Не откажите в любезности подписать, а я покамест принесу нам что-нибудь на зуб. Дома у меня есть ваши книги, но, боюсь, вам бы не понравилось умещать свою подпись в круге от кофейной чашки.
Лиза засмеялась.
Обстановка в кафе была непринуждённо-дружеская, без натянутой интеллектуальности, которой иногда перегружают интерьер подобного рода заведений, и рядом с Волчеткиным Лиза чувствовала себя так свободно, будто знала его всю жизнь.
"Руслану Романовичу с благодарностью за приятное знакомство" написала она после недолгих размышлений.
Волчеткин Руслан Романович принёс две чашки капучино и тарелку с круассанами. На пенке в Лизиной чашке явственно различалось сердечко, и следователь-писатель, улыбнувшись, быстро размешала кофе.
Руслан протянул руку:
– Давайте ваши маршрутные квитанции.