- Вовсе незачем… - начала Джемма, однако договорить не успела: ее остановил безапелляционный тон политика, привыкшего отстаивать собственное мнение перед враждебно настроенными оппонентами.
- Нетрудно понять: тебе угодно превратить меня в человека, подобного Вильерсу, - безответственного самоуверенного аристократа, чьи дети беспорядочно раскиданы по стране, чьи интересы сосредоточены исключительно наследующей шахматной партии. Впрочем, нет: собственная внешность его тоже немало занимает. Так что и мне будут позволены две радости: наслаждение портновским искусством и шахматы.
Джемма выпрямилась и заставила себя глубоко вздохнуть.
- Да, я мог бы расхаживать по улице со шпагой в руке и демонстрировать всем и каждому свое герцогское величие; доказывать, что по праву рождения уступаю лишь самому архангелу. И при этом даже пальцем не шевельнуть в подтверждение собственного статуса. - Он приподнял серебряную крышку и тут же отпустил: раздался резкий, неприятный звон. - Позволь выразиться предельно ясно, Джемма. - Губы герцога сжались в тонкую линию. - Лучше застрелиться, чем стать таким, как Вильерс.
- Ты несправедлив, - возразила Джемма, не в силах скрыть дрожь в голосе. Она не привыкла к семейным сценам. Да и вообще никогда ни с кем не ссорилась, кроме собственного мужа - истового, упрямого, способного довести до бешенства.
Дрожь в голосе, очевидно, не укрылась и от внимания герцога. Элайджа встал, подошел к секретеру и наполнил два крошечных стаканчика рубиновым ликером. Вернулся и протянул один жене.
- Французские монахи делают это из вишни - то ли из ягод, то ли из цветов.
Джемма сделала глоток и поперхнулась. Ликер оказался обжигающе крепким.
- Образ жизни герцога Вильерса особого значения не имеет, - заявил Элайджа, возвращаясь к столу. - Дело лишь в том, что мы с ним - абсолютно разные люди. Лично мне непонятно, как можно без дела шататься по Лондону и запросто заглянуть в знакомый дом, чтобы сыграть партию в шахматы. Или ты его пригласила?
Он ждал ответа, демонстративно подняв бровь. Джемма покачала головой.
- Понятно. Значит, герцог зашел случайно, и вы восхитительно провели время, беседуя о случайных детях и мило флиртуя.
Джемма с удивлением услышала в голосе откровенный, неприкрытый гнев.
- У тебя нет оснований для ревности, особенно после того как я отменила турнир.
- Нет оснований для ревности к тому, кто проводит полдня, рассказывая моей жене, как она прекрасна?
Джемма открыла рот и подняла руку, моля о возможности вставить хотя бы слово.
- Так скажи же, что Вильерс не рассыпался в комплиментах. Подтверди, и я признаю себя чванливым дураком.
Джемма молчала.
- Леопольд в тебя влюблен, - констатировал Элайджа.
Они оказались на каком-то странном перекрестке.
- Но это вовсе не означает, что я тебе изменю - с ним или с кем-то другим.
- Знаю.
Она снова пригубила отвратительный, похожий на сладкий огонь ликер.
- Вчера вечером Фокс приехал в артиллерийский полк и отдал приказ открыть огонь по восставшим жителям Ламбета, своего района, - неожиданно сменил тему Элайджа.
- Ужасно, - прошептала Джемма.
- Понимаю, что проблема кажется далекой. Но мать, на руках у которой от шальной пули погиб младенец, наверное, думает несколько иначе.
- Право, мне очень жаль эту несчастную, - грустно призналась Джемма. - И все же нельзя ли проявлять чуть меньше самоуверенности? Если верить твоим словам, недолго, подумать, что больше некому помешать превращению Фокса, Питта и прочих членов правительства в свору хищных дикарей. По-моему, ты немного преувеличиваешь собственную значимость.
В конце концов, и ты тоже получил свое место в жизни исключительно благодаря удачному появлению на свет. Или искренне веришь, что сумел бы приобрести вес и влияние в обществе, не получив в наследство герцогский титул?
Лицо Элайджи утратило гневное выражение, а взгляд внезапно потух.
- Ты всегда придерживалась столь невысокого мнения о моих достоинствах? - бесцветным голосом осведомился он - так, словно спрашивал, что она предпочитает в качестве гарнира: бобы или картофель.
- Речь не о моем мнении, - не сдавалась Джемма. - Я всего лишь предложила здраво оценить собственные возможности в борьбе с несправедливостью, включая и приказ Фокса стрелять по мирным гражданам. Ты лично осудил неправедное решение?
Глаза герцога Бомона вспыхнули сердитым огнем. Уже что-то. Не существовало на свете ничего хуже дипломатичного, скользкого государственного деятеля, считавшего, что все наивные вопросы можно снять парой снисходительных реплик.
- Хочешь знать, что произошло сегодня? - требовательно провозгласил Элайджа. - Действительно хочешь знать?
- Сгораю от нетерпения, - ответила Джемма.
- Полагаю, сарказм обоснован. Отлично понимаю, что значительно проще и приятнее сидеть дома и играть в шахматы.
Джемма вскочила и быстро подошла к камину. Мгновение спустя, убедившись, что дыхание восстановилось, обернулась. Нет, задыхаться от ярости она себе не позволит.
- Учитывая, что женщинам нет места ни в парламенте, ни в правительстве, оскорбления не только жестоки, но и несправедливы.
Элайджа, конечно, тоже немедленно встал.
- Виноват. Совершенно справедливый упрек. В таком случае имеет смысл обсуждать не твой день, а день, проведенный герцогом Вильерсом.
- О, ради Бога! - в отчаянии воскликнула Джемма.
- Так вот, его светлость прекрасно провел время в трогательных рассказах о своих несчастных крошках и собственном похвальном намерении исправиться и стать благонравным отцом. Чтобы возбудить сочувствие и интерес, настежь распахнул сердце. Пусть он и проиграл партию, зато получил нечто значительно более важное: стал ближе к тебе. Готов утверждать, что так близко он не подпускал к себе ни одно живое существо.
Его голос звучал ровно и бесстрастно. Джемма снова глубоко вздохнула.
- Или ты считаешь, что я способна на измену, или…
- Если полагаешь, что неверность ограничивается лишь физической близостью, то глубоко заблуждаешься!
Оскорбительный удар отозвался острой болью.
- Представь себе, мне давным-давно известно, что измена способна принимать самые причудливые формы! Стой самой минуты, как…
- Знаю, знаю. С той самой минуты, как обнаружила меня с любовницей. Однако ты не поняла, как важно, достигает ли предосудительная связь масштабов истинной интимной близости.
- Если пытаешься доказать, что мы с тобой когда-то разделяли эту истинную интимную близость, то вынуждена не согласиться.
- Нет, не пытаюсь. Более того, сознаю, что вы с Вильерсом сейчас ближе и дороже друг другу, чем были мы в начале нашего брака. И все же уверен: Леопольду ни разу не довелось войти в твою спальню.
Слова нетерпеливо рвались на волю, однако Элайджа не давал возможности возразить.
- Позволь высказаться определенно: даже если мне суждено умереть завтра, все равно не готов смириться и одобрить порочные и двусмысленные визиты герцога, не готов позволить ему беспрепятственно владеть твоим временем. Восьмилетним мальчишкой я понял: можно умереть, сознавая, что удалось хотя бы немного изменить окружающий мир, а можно исчезнуть незаметно, подобно рыбе или лягушке, и мир останется точно таким же, как до моего рождения. Я выбрал первый путь, и тебе никогда, никогда не удастся заставить меня измениться и уподобиться герцогу Вильерсу.
- Но я не прощу тебя брать пример с Вильерса! - в отчаянии воскликнула Джемма. - Всего лишь хочу сказать, что никакие несправедливости мира не способны запретить человеку вовремя отойти от края. Возможно, не обязательно проводить остаток дней в постели, но эта жизнь тебя определенно убивает!
- Не считаю данный фактор существенным, - спокойно заметил Элайджа.
- Не считаешь существенной свою жизнь?
- Всегда знал, что моя жизнь будет короткой. Так стоит ли предавать все, что дорого, ради нескольких дополнительных праздных минут?
Джемма смотрела на мужа, не находя сил возразить.
- Понимаю, что тебе хотелось бы, чтобы я все бросил и сел рядом с тобой, - продолжил он, беспокойно шагая по комнате.
- Я не…
Никогда еще Элайджа не перебивал так часто. Вот и сейчас он резко обернулся и посмотрел ей в глаза.
- Мы уже слишком взрослые, чтобы притворяться. Ни минуты не сомневаюсь, что после моей смерти вы с Вильерсом найдете свое счастье.
- Как ты смеешь говорить такое?!
- Смею, потому что это правда.
- Утверждаешь, что я жду твоей смерти?! - закричала Джемма. - Оскорбляешь и меня, и герцога!
- Леопольд - мой самый близкий друг, - с горечью признался Элайджа. - Даже когда мы не общались, я все равно в него верил. Печальная истина заключается в том, что я никогда не мог и никогда не смогу стать тем приятным компаньоном, которого ты заслуживаешь. Однако нежелание сконцентрироваться на собственном здоровье не мешает признать того очевидного факта, что Вильерс подходит тебе куда больше, чем я.
- Что за невозможная, постыдная нелепость! - Джемма наконец собралась с духом. - По-твоему, я отвернусь от твоей могилы и немедленно упаду в ленивые и предосудительные объятия, чтобы провести жизнь в счастливом безделье?
- Можешь называть мои доводы, как заблагорассудится. То, что тебе кажется нелепостью, на самом деле всего лишь логика. - Элайджа стремительно подошел и остановился напротив. - Хочу говорить честно, и ничего больше. Было бы высокомерием скрывать собственное мнение.