Я буду выкрикивать его в своих ночных кошмарах и шептать в молитвах. У Мика О'Лири была жена, маленькая дочка и новорожденный сын.
- Разумная женщина не стала бы мне об этом напоминать. Я всё еще зол.
Кажется, прошла вечность с той ночи, как Фиона пыталась убить меня, впустив Теней в магазин и выключив весь свет. У меня не было выбора, поэтому в отчаянной попытке выжить я зажигала и бросала горящие спички на один из его персидских ковров XVI века. Учитывая то, как я себя чувствую, он должен быть просто счастлив, что я не прожигаю дыры в самом магазине. Только что он сообщил мне неприемлимые новости, и у меня остается всего пятнадцать минут, чтобы освободить помещение, потому что потом начнется встреча. Другими словами, он сообщил мне: "Я тут решил сунуть вас под микроскоп перед всеми этими людьми, чтобы они выяснили, что с вами не так. И, кстати, два Темных принца, сделавших из вас при-йю тоже будут присутствовать. Так что не падайте духом, маленький ковбой."
- Я не останусь здесь, - говорю я. - Так что разбирайся со всем этим сам, приятель.
"Приятель." Он смотрит на меня, и я вспоминаю другую ночь, когда вот так же назвала его приятелем. Тогда он появился в Кларин Хаус, полностью заполнив собой пространство моего маленького номера с крошечной кроватью, общественной ванной комнатой, куда просто невозможно пробиться из-за вечной очереди, и четырьмя кривыми вешалками в шкафу. Моим бережно упакованным в чемодан красивым нарядам и украшениям, не нашлось места ни шкафу, ни вообще в этом городе. Интересно, куда подевалась вся та одежда? Давненько я ее не видела.
Его реакция на мое пренебрежительное прозвище оказалась почти такой же, как и тогда. Не многие из обращавшихся к нему иначе, чем "господин", остались в живых.
В его глазах блестит насмешка.
"Аккуратнее, мисс Лейн. Пол, по которому вы ходите, будет крепким лишь до тех пор, пока вы заботитесь о нём."
Пол. У меня возникает странное видение, к которому "Синсар Дабх" не имеет никакого отношения: той ночью, падая вперед на деревянные половицы моей комнаты, я упираюсь на руки и перекатываюсь, сильно ударившись головой. Но меня это почему-то совсем не заботит. Я занята чем-то всепоглощающим... Но чем? Может рассматриваю фотографии Алины? Или читаю книгу по истории Ирландии? Или складываю одежду? В той тесной комнатке было не так уж и много захватывающего.
Как я упала? Почему? И почему все еще вспоминаю тот день?
Почему не могу понять, какое событие вызвало во мне всю эту бурю эмоций? Возбуждение. Свободу. Волнение. Стыд. Сожаление.
Прежде я бы не успокоилась, пока не вспомнила, но сейчас моего внимания требуют более насущные проблемы.
Я стряхиваю с себя видение и плюхаюсь на диван, бросая на Бэрронса негодующий взгляд.
- Ты, вероятно, упустил из вида одну маленькую проблемку, Бэрронс. Я прячусь от всех тех, кого ты пригласил сюда. Уже несколько месяцев, - о Принцах я даже упомянуть не смогла. Передать невозможно, насколько меня оскорбило то, что он позвал их в мой книжный магазин. - Зачем тебе эта проклятая встреча? К тому же здесь.
Он впивается в меня пристальным взглядом:
"Смотрите, как Мак трусит. Смотрите, как Мак умирает."
- Ты пытаешься вывести меня из себя? - рычу я.
Всем своим видом он демонстрирует скуку. Только Бэрронс может при этом умудрится выглядеть ещё и устрашающе.
"Ну и что же вы мне сделаете? Вы же не сможете убить скорпиона, даже если он ужалит вас в зад."
Я рассматриваю свои ногти. Под одним из них я заметила пятнышко крови. Не знаю чья она: Мика О'Лири или моя, после супертщательного мытья рук жесткой щеткой. Он ошибается. Я поднимаю на него взгляд.
- Ты даже не представляешь, с чем мне приходится иметь дело.
"С чем-то вроде внутреннего зверя?" - дразнит он.
- Твой зверь другой, - продолжаю отвечать вслух, сознательно избегая интимности наших немых диалогов. Мы не впервые об этом спорим. И будем спорить вплоть до дня, когда король освободит меня. Никто из нас не готов к отступлению. Я даже не уверена, что мы в состоянии произнести это слово вслух.
"Может не такие они и разные."
- Может, но мой зверь намного сильнее, - раздраженно отвечаю я. Он достаточно силен, чтобы одурачить даже меня, а уж я-то хорошо знакома с его изощренными, лукавыми методами.
В его темных глазах загорается вызов.
"Может проверим это, женщина?"
От его взгляда спина покрывается мурашками, и я чувствую, что готова выгнуться, согласно и податливо, встав на четвереньки. Ни одна битва не сравнится с теми, что происходят между нами в постели этого мужчины. Мы сражаемся. Вот что мы делаем. С ним я чувствую себя такой живой, как ни с кем больше.
Я безумно влюблена в Иерихона Бэрронса, помешана на нём и просто жить без него не могу.
Конечно, ему об этом знать не обязательно. Бэрронс не из тех, кто любит пооткровенничать. Когда мы, признав взаимное влечение, стали вместе спать, изменилось все.
И в то же время ничего.
В постели мы одно целое.
Вне ее все иначе.
В постели я украдкой наслаждаюсь мгновениями нежности, когда, обессилев от секса, я слишком утомлена, чтобы переживать о невероятно могущественном зле, затаившимся внутри меня. Я прикасаюсь к красно-черным татуировкам, покрывающим его кожу, к точеным чертам лица, запускаю пальцы в темные волосы, вкладывая в эти прикосновения все свои невысказанные чувства. А он молча наблюдает за мной непроницаемым взглядом своих темных глаз.
Иногда я просыпаюсь в его объятиях, он прижимается к моей спине, уткнувшись лицом в мои волосы. И хотя прикосновения его рук совсем не похожи на мои, они говорят, что обо мне заботятся, уважают и принимают такой, какая я есть.
Вне постели мы словно острова.
Мисс Лейн и Бэрронс.
Было очень больно, когда он впервые отдалился от меня. Я почувствовала себя отвергнутой.
А потом я поняла, что и сама поступаю так же, как он. Словно барьеры просто пришиты к нашей одежде: одеваясь, мы автоматически воздвигаем их, но стоит нам раздеться - и они исчезают.
Иногда мне кажется, что наша страсть настолько всепоглощающая, что нам просто необходимы эти периоды отдаления. Иначе я могу, словно мотылек, сгореть в его пламени. Меня пугает, что я готова ради него на всё. Уничтожить мир. Последовать за ним в ад. Страшно, когда не можешь дышать без мужчины. Когда так сильно любишь его, что он становиться важнее собственной жизни.
Поэтому я отлетаю ненадолго, просто чтобы убедиться, что все еще могу. А он исчезает, чтобы сделать что-то, что обычно делает Бэрронс по только ему известным причинам.
Я всегда возвращаюсь. Он тоже. Поступки говорят сами за себя.
Беспокойно поерзав, я меняю тему:
- Ты пригласил сюда моих врагов. Это была плохая идея.
"Вы днями напролет ищите манускрипты ради заклинания, которого, вероятно, вообще не существует. Вы красите ногти. Вы обрезаете ногти. Ах да, вы ещё рассматриваете ногти."
- Я делаю не только это, - хмурюсь я. - И оставь мои ногти в покое.
"Вы не навещаете родителей. Не посещаете аббатство. Плохо питаетесь, а ваша одежда..."
Я прерываю его, делая вид, что снова рассматриваю свои ногти. На этой неделе цвета чередуются: черный алмаз, белый лед, черный алмаз, белый лед. Цветовая гамма успокаивает меня, так как моя жизнь напрочь лишена таких четких разграничений. Я прекрасно осведомлена о плачевном состоянии своих нарядов и не имею ни малейшего желания слушать, что он об этом думает. Трудно заботиться об этом, когда ты постоянно покрыт желтой пылью. Его молчание затянулось, и я, с опаской взглянув на него, обнаружила, что он смотрит на меня тем самым взглядом, которым одаривали женщину с незапамятных времен, словно не может определить, что же я за существо.
"Думаете, я не смогу вас защитить, раз так настаиваете на своем идиотском бездействии?"
Идиотское бездействие, ну-ну. Как сегодня выяснилось, действия могут быть куда более идиотскими и смертельно опасными. Вот почему он устроил мне эту встречу? Чтобы я начала действовать?
- Конечно, я так не думаю, - отвечаю я.
"Время пришло."
Свои следующие слова он произносит вслух с той нежностью, что выбивает меня из колеи:
- Ты больше не живешь, девочка-радуга.
Я таю, когда он называет меня так. Есть что-то особенное в том, как он произносит эти два слова, будто этих слов тысячи и все они заставляют меня сиять. Это говорит мне о том, что он видит во мне счастливую и розовую Мак, которая приехала сюда, надирающую всем задницы черную Мак, которой я стала (когда не покрыта прахом Темных), и все мои другие воплощения, происходившие со мной - и он хочет их всех.
Я знаю, что больше не живу. И этот факт мучительно осознавать. Это просто сводит меня с ума. Бездействие не в моей природе, я тону и задыхаюсь в нем. Книга крепко держит меня за горло.
Я пристально смотрю на него и мысленно посылаю ему слова, которые не могу заставить себя произнести вслух: "Сегодня я убила Серую Женщину."
Уголки его чувственных губ приподнимаются.
- Да сегодня долбанный праздник. Наконец-то.
"А еще я убила одного из Стражей."
- Должно быть, он просто стоял на пути.
"Не помню, что произошло. Все будто в тумане."
Человек бы был шокирован, пришел бы в ужас, требовал бы объяснения случившемуся. А Бэрронс даже не моргнул, не задал ни единого вопроса. Просто подводит итог:
- Вы забрали две жизни и спасли тысячи.
"Ты слишком упрощаешь, не все средства хороши," - мысленно отвечаю я, злясь на него за то, что он всё-таки перевел этот разговор на вербальный уровень.
- Спорно.