- Что, Пашенька?! - ласково и радостно воскликнула Наталья, понимая, что рекламный проект можно на неопределенное время отодвинуть.
Баба Паша протиснулась в дверь. Габариты у нее были огромны: большого роста, толстая, с большой головой и толстой седой косой, накрученной на макушке, она выглядела бойцом японской национальной борьбы толстяков. Наталья рядом с ней смотрелась маленьким мышонком, но мышонком очень бойким и веселеньким.
- Присаживайся, расскажи мне что-нибудь смешное, а то я так устала, - откинулась в кресле Наталья, а Паша взгромоздилась на стул и печально покачала головой.
- Может, и посмешу я тебя, Ашотовна, только смех тот плохой.
- И что же ты мне скажешь? - уже без всякого энтузиазма спросила Наталья.
Паша была человек прямой и простой, потому и брякнула сразу то, что видела и что сразу же по-своему восприняла.
- А то скажу, что как седни переехала эта красавица…
- Кто это? - удивилась Наталья.
- Как "кто"? Не знаешь, что ли? Мадама эта, того, ну которого в заграницах погубили, артистка погорелого теятра.
Паша не признавала актеров, а уж старых баб, которые кривляются по телевизору, накрашенные и размалеванные, как куклы, и вовсе на дух не переносила.
- А-а, - засмеялась и догадалась Наталья, - Улита Ильина, да? Так что с ней?
- С ней - не ведаю, а вот наш-то Максимушка ее встречал, вещи ей таскал и сидел там… - Паша посмотрела на подаренные хозяевами часы, - боле часу. А потом как сумасшедший на своем этом помчался, куда не знаю. Вот так-то, Ашотовна. Все диву дались, я спрошала людей.
"…Так. И людей уже "спрошала"! Значит, сплетни в три раза более зловещие ей еще придется услышать! Но зачем Максику нужна эта очень красивая, но в возрасте дама? Из-за ее славы? Возможно… Но ведь неизвестно, может, он просто помог донести вещи и она, как светский человек, предложила ему что-то выпить… Максик почти не пьет и поехал на своем "Харли", значит, чашечку кофе, - прозорливо подумала Наталья и успокоилась. - Вот только "люди", которые уже обсуждают это происшествие… Надо бы тонко намекнуть об этом Максу. Хотя он такой своенравный и самостоятельный!"
- Панечка, дружочек, - начала она опять прежним ласковым голосом, - так ведь Улита Ильина - наша давняя подруга! Она только-только въезжает в квартиру! Макс ей поднес вещи и выпил чашку кофе, он мне сказал, - врала Наталья.
Баба Паша приутихла.
- Во-она что… - протянула она поскучневшим голосом. - А я и то думаю, чего это надо старой-то бабе от такого прынца заморского? А ему чего? Вот и подумала, что тебе надо сказать.
- И правильно сделала, - подбодрила ее Наталья, - в следующий раз тоже говори про всех, кого с Максом увидишь! Улита - это наша, это так, чистая помощь… А вот что другое - тут же говори!
"…Да и про нее - тоже, - не утерпела было Наталья, так как в голову ее пришли совсем не успокоительные мысли. - Боже, неужели их мальчик!.." Потом она сказала себе, что Улита конечно же не старуха, но!.. И красотка еще какая! Конечно, со всякими ухищрениями, которых мальчик не понимает. И знаменита! И всяких вокруг нее крутится историй! Мог! Мог Максик увлечься! Вполне! И надо этому поставить преграду, но так тонко и незаметно, чтобы комарик носиком не учуял. А это Наталья умеет. Если б не она с ее дипломатичностью и нежным воркованием, никогда бы у них не было никакого рекламного агентства, с ее-то грубятиной-мужем, прямолинейным, как рельс!
Итак, сигнал получен и должен быть "отработан"!
Старик сидел посреди своей комнаты и не злился, а безмерно удивлялся. Как? Как эта деревенская дуреха могла так обвести его вокруг пальца? Его! Который обводил вокруг своего пальца дипломатов и священников, банкиров и наихитрющих старух-наследниц… А уж о светских людях и прочей мелюзге и говорить нечего. Просто надо признаться самому себе, что он стал стар, сдает. Даже не стар - древен. И вот отсюда все промашки. А их - не счесть. Слава богу, что теперь их считает только он один.
Без паспорта, без денег фактически, ну что она взяла у него - сотню долларов, все постеснялась. Балда! Но ведь обманула. И какая силища! Он должен себя сберечь до определенного часа. Вот только дура умотала. Без нее сложнее. Пугал, пугал девчонку, она и перепугалась насмерть. Старая калоша, дурень, списывать пора. Да уж скоро. Чего жаль, так это его записей. Слямзила их частично… Самую середину. А из серой папочки взяла несколько писем, важных для него. Стервоза! Но никто ни в чем не разберется, да она не для этого взяла. Как защиту себе или шантаж?.. И все же надо торопиться. Выходить напрямую. Сейчас можно. Время подстегивает…
7.
Наконец я добралась до Новожиловых. Прошла через консьержку, которой наплела кучу ерунды насчет родства и прочего и даже слезу пустила… Та оказалась доброжелательной и поверила. От нее же я узнала, а потом вспомнила, имя-отчество бабки - Клавдия Егоровна.
В дверь позвонила звонко, не буду трястись перед ними. Мы из одного города! Ну выскочили они раньше, так что, теперь я должна им в ножки кланяться? Попробую остаться у них на день-два, а там… Как судьба повернется.
За дверью зашлепали шажки, и старческий голос громко пробормотал:
- Счас, счас, кто там?
- Здравствуйте! - прокричала я. - Я из Славинска, вашей внучки подруга! Ангел я!
Правда, она всегда лучше действует.
Дверь приоткрылась. Через цепочку на меня смотрела маленькая старушонка. Да, это она, Клавдия Егоровна! Но как же она состарилась! Но и она меня не сразу узнала, я ведь тоже изменилась, особенно в последнее время - во Франции побывала, все ж таки. Ха-ха!
Клавдия присматривалась ко мне, присматривалась и наконец-то запричитала, скинув цепочку.
- Никак Володьки и Зойки дочка, из авоськи! - И расхохоталась.
- Она, Клавдия Егоровна, - ответила я уже не так сладко. Далась ей эта авоська!
Клавдия - старуха была добрая и хорошо ко мне относилась. Алена, конечно, воображала из себя невесть что, как же, папаша - главный в городе. Но как-то так получилось - я придумщица, проще, врушка была отменная - меня к ним пускали, думаю, из-за моих россказней, которым бабка верила истово, а отец Алены и ее мамаша потешались.
Я стояла в холле огромной квартиры, а Егоровна все вспоминала и вспоминала Славинск и никуда меня не звала. И вдруг заплакала и сказала:
- Одни мы с Аленкой, бросили нас Надежда с Сашкой, уехали в Африку какую-то деньги заколачивать. Опять секретное что-то… - Тут Егоровна спохватилась: - Ой, да что это я гостюшку в прихожей держу. Идем, Ангелинка, идем, я тебя чаем напою. У тебя и вещей-то нет, одна сумочка заплечная? Проездом куда?
Так она бормотала, пока мы шли по длинному коридору, в самый его конец. А про вещички и "проездом" старая хитрая мышь спросила не так просто, надо было ей узнать, надолго ли гостьюшка? Не знает бедная старушенция, что я к ним вообще - подселиться.
Егоровна провела меня в свою епархию. Но и на кухне было так, будто здесь происходят приемы. Пол плиточный, красоты несказанной. Кухонная мебель - хоть сейчас на выставку. Все в светло-бежевых тонах с вставками темного дерева. Вазоны с цветами, запах такой, что можно одуреть от его сладости. Егоровна стащила с меня куртку, рюкзак я сняла сама и повесила на ручку двери - слишком он был драгоценный. Старуха потрясла мою куртку и сказала:
- Ишь, теперь в Славинске одеваются, как у нас в Москве? Маманя небось скопила?
Я разозлилась чертовски и ответила:
- Сама купила, заработала. Теперь секретарем у писателя работаю, - тут же, не запнувшись, соврала я.
Егоровна вдруг вскочила, залезла в сверкающий белизной высоченный, но какой-то узкий холодильник и достала оттуда разные нарезки: рыбу, ветчину, колбасу копченую… Тут же объяснила свою щедрость:
- Аленушка их, эти резки, не любит. Я накупила, удобно, все изделано, нарезано, вкуснятина… А она не хочет, вот все и лежит. Ты ешь, ешь, вкусно. И я с тобой поем за компанию, одной-то - тоска. - И две слезинки выкатились из ее старых обесцвеченных годами глаз.
Мне стало жаль Егоровну. Не сладкая, видно, у нее жизнь. Теперь получается, Алена - хозяйка и к тому же, видно, крепкий орешек. Ну нет, я не дамся. Что-нибудь да придумаю. Да и придумывать много не надо.
И полился мой рассказ и о Ницце, где я только что отдыхала с дедом, который меня разыскал на старости лет в Славинске, и что… теперь дед улетел в Америку на неделю, а я решила, пока его нет, поискать старых знакомых, погулять и осмотреться.
Моя благодарная слушательница вскочила со стула и сказала:
- Я счас, ты подожди тут… - И убежала.
Как я поняла, к Алене. Проняла я старую. И осталась ждать своей участи. Буду держаться нагло, жизнь меня уже многому научила.
И вот в кухонном дверном проеме появляется бабкина седая голова, и глаза ее мне подмигивают, подмаргивают:
- Я девчонкам про тебя сказала, они хотят на тебя посмотреть. Там еще подружка Аленкина.
У бабки наморщилось личико, видно, подружка не из ее любимиц…
Я нахально шагнула в комнату, куда мне приоткрыла дверь бабка, сама тут же испарившись. Рюкзак! Он остался на кухне, но не думаю, что старуху заинтересуют какие-то папки с бумагами, а уж что она в рюкзак полезет - к гадалке не ходи!