Кочергой - смелости во мне прибывало - я стала сбивать на кухне замок с черного хода. Он был, зараза, очень крепкий, но в конце концов поддался! Сбежав по затхлой грязной лестнице, я очутилась на свободе! Чего было столько времени думать?!
Где искать Алену Новожилову? Без нее мне просто-напросто надо сдаваться в милицию или становиться бомжихой, или - по моему виду - бомжем. И потом я ведь еще ничего не сделала для моего учителя! Центральный телеграф! Уж тут-то мне что-то смогут сказать? Предварительно зайдя в платный туалет, достала носовой платок со "сбережениями", пошла к окошечкам и начала нудить, что я из провинции, что здесь живут родственники и что у меня украли кошелек, а я не помню адреса родных - он был в кошельке, - а мою сестру зовут Алена, значит - Елена… Девица в окошке отогнала меня - мол, таких справок не даем.
Я пошла к окошку с другой девицей. Эта оказалась попроще, и я уже поумнее. Я сразу же сунула ей деньги и - о счастье! - она велела подождать. И скоро у меня в руках был и номер телефона Новожиловых, и адрес!
Решила сразу, что звонить не буду, - по телефону погонят, это как дважды два, - а вот из квартиры, пожалуй, все-таки не выпрут…
Дом их оказался недалеко, в переулках, почти на Тверской!
В настроении, прямо скажу, аховом (про Новожиловых ничего не известно. Да и не помнят они меня!) я побрела к их дому.
6.
Улита решила пожить в Родиной квартире. Там центр, все близко, кто-то забежит, с кем-то хоть поговорит, посплетничает, глядишь, и развлечение-отвлечение… А здесь, почти на краю Москвы, одна-одинешенька. Набрала из маминого дома книг, каких-то памятных вещичек, напольную вазу, которую они обе любили, и вообще всякой всячины. Все это потянуло килограмм на десять. Пришлось брать крафтовый мешок. Его она тащила от своей старенькой "Шкоды", надрываясь. Вот идиотка! Неужели нельзя было в два раза?
Выйдя на выложенную плиткой дорожку к подъезду, она услышала позади себя "Пардон!", сказанное ломким голосом, и вмиг ее рука стала свободна от этого чудовищного крафтового мешка. Улита повернула голову и встретилась с ореховыми глазами и улыбкой с острыми, как у волчонка, зубами. Она почувствовала такое несказанное облегчение, потому что этот дурацкий мешок заставил бы ее в подъезде - лишь бы не на глазах! - заплакать от унижения и неимоверной тяжести, каковая уже не для нее. Но тут оказался тот юнец!
Она ждала, что он, пропустив ее в лифт, аккуратно поставит рядом мешок и с такой же ничего не значащей улыбкой умчится по своим неотложным юным делам. Нет. Никак Улита не может предугадать движения души человеческой! А ведь актриса…
Они доехали до ее этажа. Он быстро, так же ломко спросил:
- Седьмой?
Она кивнула.
На этаже он легко вынес мешок из лифта, прислонил его к стенке у двери и стоял, беспечно как-то. Ждал, когда она откроет дверь. Улита же возилась с ключами гораздо дольше, чем обычно. "Что же это? Мне надо будет ради вежливости сказать - заходите…" Если бы ему было лет тринадцать, она бы, конечно, зазвала его, включила видик с играми и накормила до отвала мороженым. Но тут?.. Довольно взрослый молодой человек. Тем более, она заметила, как остановилась в изумлении какая-то из здешних бабок, видимо, чья-то домработница, когда увидела, как они идут к подъезду: она налегке и он с ее мешком. Она обязана пригласить его. И ничего страшного тут нет! Он откажется, и вежливость будет соблюдена.
Улита повернулась к юнцу и приторно - ей так показалось - спросила:
- Хотите кофе? Правда, у меня растворимый.
Он серьезно ответил, глядя на нее сверху вниз какими-то ничего вроде бы не выражающими глазами:
- А я и пью только растворимый! - И вошел в квартиру, прислонил несносный мешок опять к стене и стал оглядывать холл, так, будто собрался эту квартиру покупать.
- Идемте, - сказала Улита и рукой повела в сторону столовой, где было красиво и прибрано.
Но он спросил коротко:
- А кухня там?
Она кивнула.
Он прошел туда, оглянувшись на нее и опять улыбнувшись победной волчьей улыбкой:
- Я люблю кухни…
"Капризный мальчишка", - с некоторой досадой подумала Улита.
На кухне у нее с прошлого еще прихода стояла немытая, уже, наверное, заплесневевшая чашка из-под кофе. Она увидела, что гость, задрав широкие рукава своего серого блузона, моет эту сволочную чашку… Улита онемела. Он был для нее слишком подвижен и быстр, и она не понимала, о чем он думает, и вообще не знала даже, как его зовут. С этого и надо было начинать, укорила она себя и представилась:
- Меня зовут Улита Алексеевна… Вас…
- Максимилиан, - насмешливо откликнулся он и добавил: - Наверное, более длинного имени родители не смогли разыскать…
Говорил он быстро, будто все время чуть посмеиваясь и над собой, и надо всеми. И говорил как-то слишком четко и немного книжно, что ли? Литературно.
"А надо мной, - подумала Улита, - он посмеивается".
Максимилиан, вытерев руки полотенцем, обернулся:
- Зовите меня Макс, это проще. А в школе меня звали Мак.
"…B школе… Господи Боже мой! Почему этот ребенок тут?.."
Ей захотелось зайти в душ, смыть хотя бы налет пыли и усталости, нельзя же представать такой перед этой сияющей юностью. Не для чего иного! Для собственного утверждения, чтобы не казаться чушкой с помойки! Сейчас она поставит чайник и… Улита встала, и тут же вскочил он.
- Сидите, Максимилиан, - почти по складам назвала она его и в первый раз улыбнулась.
У него засияло лицо.
- Я понял, где что, - быстро сказал он, - я поставлю чайник… А вы занимайтесь своими делами.
Они сидели на кухне и пили кофе.
Максимилиан либо упорно, как-то даже пристально смотрел ей в глаза, или же вставал и своей летящей пружинистой походкой выходил из кухни в комнаты. После второго из походов он сказал, что квартира ему не нравится, она безлика. То же чувствовала и Улита, но чтобы юнец… Так тонко отметил и точно.
Что происходит, она понять не могла и не пыталась, но ощущала за всем этим безобидным кофепитием что-то пугающее и начала болтать, чтобы стряхнуть странное наваждение. Она болтала о ВГИКе, об их розыгрышах, о смешном капустнике, который она почти весь, оказалось, помнила… Забыв как-то, с кем говорит, притащила курсовую фотографию, где посередине, как два голубка, сидели они с Казиевым будучи уже гражданской семейной парой… Максимилиан рассматривал фотографию, и она видела, что его взгляд устремлен именно на них: Казиева и Улиту. Потом он поднял на нее глаза, какие-то уже другие, то ли равнодушные, то ли - она побоялась признаться себе - злые.
- Это я, вы узнали? А рядом мой муж, Казиев, режиссер теперь… - зачем-то сообщила она. Защищалась именем Казиева? Словом "муж". От этого странного мальчика?.. А может, он - маньяк… Или идиотский поклонник, который будет теперь торчать у ее дверей. О Боже! Но он тут же, будто учуяв ее мысли, сказал также смешливо:
- Не бойтесь, я не буду засыпать вас миллионами роз и торчать под окнами. Я не тот, за кого вы меня чуть не приняли.
Максимилиан положил фотографию вниз лицом.
- Когда-то мы любили друг друга… - глупо заявила она.
- Это заметно на фотографии… - откликнулся Максимилиан и вдруг улыбнулся своей сверкающей улыбкой. - А сейчас все прошло? Простите…
Улита разозлилась. Как он смеет влезать в ее жизнь! И вообще, почему она разрешает сидеть этому мальчишке, развалясь на стуле, в ее кухне, и попивать кофеек!
"…Что ты знаешь о любви, мой маленький Максик! - подумала она и прямо взглянула в ореховые глаза… - Что ты знаешь!"
Он вдруг быстро поднялся со стула:
- Если вам надо еще что-то перевезти сюда, я могу помочь. Возьму машину, мамину или папы…
- А у вас разве нет своей? - удивилась она.
Он помотал шоколадными крутыми волнами волос:
- Нет. Я не люблю машины. У меня мотоцикл. "Харлей". Но я могу что хотите привезти на нем. И вообще, вы боитесь мотоцикла?
- Нет, нисколько, - почему-то твердо заявила Улита, хотя никогда не садилась на мотоцикл именно из-за страха. Но тут!.. Она ему еще покажет, этому нахаленку!
- Тогда мы поедем! - воскликнул он. - Когда?
Глаза его ожили, и в них все шире разгорался зеленоватый свет.
- Я вам свистну, - засмеялась она, стараясь шутливостью тона свести все на нет. И сегодняшнее кофепитие - тоже. Так, от скуки…
Они стояли уже в холле, и она не знала, прощаться с ним за руку или просто по-матерински похлопать по плечу… Пока она раздумывала, он махнул двумя пальцами, прощаясь, и исчез. Она закрыла дверь, прошла на кухню, увидела две чашки из-под кофе, села на стул и сжала руками горящие щеки. Ах, дура!
Но что это было?.. Откуда ей знать!
Пока счастливый Макс летел по городу на своем "Харли", его мама, Наталья Ашотовна, сидела дома, в своем кабинете, и размышляла над рекламным пакетом одной весомой компании… И размышляла вполне продуктивно!
Максимилиан сниматься в рекламе не желает, как она его ни просила. Она сама сделала его пробную фотографию и теперь, в десятый раз, а может, и тысячный, рассматривала своего сына. И сердце ее исходило любовью к нему и гордостью. Красивый, умный, серьезный.
В кабинет тихонько стукнули. Кто там еще?
- Я это, Ашотовна, баба Паша…
Наталья рассмеялась облегченно, ей почему-то показалось, что весть, идущая от стука, нехороша. А что может сказать плохого баба Паша, их давняя домработница, перешедшая в наследство от уехавших в Америку приятелей. Жилплощадь, как называла свою комнату в коммуналке баба Паша, к счастью, имела свою.