Лучший песцовый воротник от парки Агады велел Саранчо отпороть и пришить к парке Талязан. Всю зиму шила Талын себе к празднику мягкие унты. Красиво расшила их разноцветной кожей, опушила песцом. И когда унты были готовы, Саранчо похвалил работу Талын, а унты велел отдать Талязан. Осталась Талын по-прежнему в старых, рваных унтах. Но Талын и Талязан живут дружно: вдвоем легче ставить чум, вдвоем не страшно сидеть в темные ночи и ждать запоздавшего хозяина.
Саранчо старался казаться молодым. Если называли его стариком сердился. Он туго заплетал косичку, а чтобы не видели его седые космы, не снимал шапки даже ночью. На лыжах бегал быстро. А когда старший сын сказал ему: "Отец, ты бегаешь, как молодой олень. Откуда у тебя сила?" - Саранчо улыбнулся, ловко вскинул лук, сшиб стрелой шишку с вершины старой сосны.
- Снег к земле ближе спустился. Этим снегом надо идти к стойбищу Панаки, - сказал Саранчо сыновьям.
Вскоре караван Саранчо тронулся в путь, и не прошло четырех дней, как рядом с чумами Панаки и Одоя стояли еще три чума.
Ожило стойбище. Старые охотники встретились радостно. Они долго прижимались щекой к щеке, долго держались за косички, дважды поменялись трубками, обнялись и лишь после этого разговорились.
Старая Талын не могла налюбоваться Агадой. Она смочила ее волосы своими слезами, и Агада слышала, как бьется от радости сердце матери. Подросла Агада и стала такая красавица, что даже Талязан с завистью смотрела на гладкие смуглые щеки Агады, на тонкие - тоньше ниточки брови, на живые, лукавые, как у лисички, глаза. Длинными ресницами вскидывала Агада, будто белка пушистым хвостом; глаза вспыхивали зеленым огоньком, а губы горели спелой костяникой.
...Саранчо из своего стада убил лучшего оленя. Горячее сердце, от которого поднималась тонкая струйка пара, он разрезал на две части - одну взял себе, другую подал Панаке. Печенку разделили сыновья между собой.
За едой говорили мало. Вкусная еда отняла у всех язык. Чалык ел плохо, поглядывал то на храброго Саранчо, то на остроглазую Агаду.
Саранчо заговорил первый:
- Славный друг Панака, ты спас мне дочь. Чем благодарить тебя буду?
- Храбрый друг Саранчо, - ответил Панака, - благодари моего младшего сына Чалыка - он спас тебе дочь, он вернул мне моих оленей.
Саранчо скривил рот, гордо вскинул голову:
- Этот мужичок еще молод для благодарностей, пусть подрастет.
Пушистые ресницы Агады сомкнулись. Чалык сдвинул брови, но, встретив грозный взгляд Панаки, потупил глаза.
Все молчали, только чмокали губами - тянули дым из трубок и пускали его над головами синими клочьями. Панака обиженно сказал:
- Женщины в моей семье нет. У Тыкыльмо глаза - дупла. Талачи для Одоя плохая хозяйка, совсем стала хворая, едва ноги носит. Нет женщин - некому ставить чум.
- Славный друг Панака, не много ли ты с меня просишь?
Панака обиделся:
- Панака стар, волосы его белее снега, ему не нужна молодая жена. Но у Панаки есть старший сын, славный Одой. Чем он плох, скажи, Саранчо?
Агада, сидя на корточках, спрятала голову в воротник своей парки, плечи ее вздрагивали. Чалык вышел из чума и без оглядки побежал в тайгу. На пригорке он наткнулся на оленей, отыскал серого с пятнышками, на котором ехала Агада, и обхватил его за шею. Умное животное испуганно смотрело большими круглыми глазами, мотало головой. Чалык шептал:
- Никто не видит моего сердца. Может, добрый олень поймет мое горе... - и целовал серого в мягкую морду.
Панака и Саранчо долго сидели, молчали, потом поменялись своими охотничьими ножами и табакерками. Наконец Саранчо кивнул головой:
- Пусть Агада будет второй женой Одоя.