Изучение документов, касающихся этой войны[45] , позволяет сделать весьма примечательный вывод, что Гитлер и в этом случае опять руководствовался в своих действиях прежде всего тактическими соображениями, проявляя холодный рационализм, совершенно свободный от идеологических факторов: он годами почти ничего не предпринимал для обеспечения победы Франко, но делал все, чтобы не дать погаснуть конфликту. Он давно понял, что его шанс был связан только с кризисом. Лишь необходимость признаться в подлинных интересах, чего требует каждая критическая ситуация, разлад прежних связей, их разрыв и переориентация дают простор для игры политической фантазии. Поэтому подлинная выгода, которую мог извлечь Гитлер из гражданской войны в Испании и действительно извлек, искусно управляя ходом событий, состояла в той встряске, которой он подверг прочно сложившиеся отношения в Европе.
В сравнении с этим блекнет всякий иной выигрыш, как бы велико ни было значение возможности опробования немецкой авиации и танковых частей в боевых условиях. Еще более весомым моментом было впервые продемонстрированное в военной схватке превосходство над всеми соперничавшими политическими системами. В криках возмущения, наполнявших весь цивилизованный мир в связи с обстрелом порта Альмерия или бомбардировкой Герники, сквозил все же и трепет извращенного уважения к нечеловеческой дерзости, с которой здесь был брошен вызов коммунистической угрозе и в конце концов дан ей отпор: это был, в более широкой сфере, старый опыт Гитлера, приобретенный во времена побоищ в залах собраний, который говорил о привлекательной силе воздействия террора на массу.
Уже вскоре стало различимо то направление, в каком война толкала развитие событий: она и здесь демонстрировала давным-давно известные черты. Конечно, верно, что антифашизм создал на полях битв в Испании свою легенду[46] , когда расколотые на многочисленные клики и фракции, измотанные внутренними распрями левые сплотились в интербригады словно для того, чтобы дать последний и решительный бой и еще раз показали, что старые мифы еще сохраняют свою силу. Однако тезис о мощи и опасности левых никогда не был чем-то более существенным, нежели легендой, и в качестве легенды он сыграл свою самую серьезную по последствиям роль: сплотил и мобилизовал силы противостоящей стороны.
Их борьба в Испании, несмотря на все срывы, имела прежде всего тот эффект, что так долго державшиеся порознь, медлительно сближавшиеся фашистские державы окончательно сплотились и создали провозглашенную 1 ноября 1936 года Муссолини «ось Берлин-Рим», которая расценивалась ими как новый триумфирующий элемент порядка, вокруг которого в призрачном вихре кружились декадентские демократии и человеконенавистнические террористические системы левого толка: только в этот момент возник международный фашизм с излучающим гипнотическое воздействие центром власти. Одновременно впервые обрисовались и контуры расстановки сил ко второй мировой войне.
Несмотря на все побудительные импульсы извне данный союз возник не без трудностей и попятных движений. Как на итальянской, так и на немецкой стороне имелись значительные возражения против тесного единения. Замечание Бисмарка, что с этой южной страной, в равной степени ненадежной как в роли друга, так и врага, нельзя заниматься политикой, обрело в первую мировую войну статус общепринятой истины, и общественному мнению разъяснить целесообразность союза с Италией было столь же трудно, как и в случае союза с Польшей.