С кем связан этот тип, не знаю, но он часто ездит в Бельгию, и мой палец мне говорит, что он занимается очень темными делишками. Я некоторое время наблюдаю за ним… К нему заходят подозрительные личности. Я решил заскочить в его домишко. Думаю, может получиться интересный результат… вот только можно налететь на неприятность. Лучше пойдем вдвоем… Выпьешь чего-нибудь?
Он качает головой:
— Не хочется.
Я расплачиваюсь за выпитое, я мы уходим.
Дверь ангара заперта…
К счастью, отмычка при мне. Я в двух словах объясняюсь со старым замком, и дверь открывается, как книжка.
— Заходим… — говорю я. Вольф входит первым.
— Ничего не видно, — говорит он.
— Держи фонарь.
Все это входит в мой план. Меня очень устраивает, чтобы он передвигался в темноте с фонарем.
— С чего начнем? — спрашивает он.
— Обыщем его логово. Начнем с дальнего угла…
Луч фонаря удаляется. Я включаю свой, потому что у меня их два, и кладу его на стол.
Настал момент оплаты счетов. Я отхожу от луча моего фонаря, уклоняясь влево, где темнота гуще всего. Достав из кармана револьвер Вдавленного Носа, я поудобнее беру его в руку.
Не знаю, как может сработать эта машинка, но выбора у меня нет…
— Эй, Вольф! — кричу я.
Он оборачивается. Два луча бледного света почти завораживают. Мой голос звучит сдавленно. Голос Вольфа, как мне кажется, тоже.
— Да? Что?
— Подойди-ка сюда, посмотри… Он идет к фонарю, лежащему на столе… Я слежу за покачиванием его фонарика, прикидываю, где он сам. Так, он держит фонарь в правой руке, почти перед собой. Я поднимаю шпалер и тщательно целюсь выше и левее фонаря.
— Эй? — звучит уже встревоженный голос Вольфа. — Чего там?
Нажимаю на спусковой крючок. Секунду мой коллега кажется неподвижным. Я стреляю второй раз. Его фонарик падает на пол. Характерный шум… Вольф последовал за ним.
Я подскакиваю к своему фонарю и бросаюсь к моей жертве.
Вольф лежит на полу. Он еще жив. Его глаза мигают под безжалостным светом луча, который я на него направляю. По его рубашке расползается кровавое пятно. Он получил одну пулю в грудь, другую в плечо.
— Это ты… — шепчет он.
Мое горло сжимается от тревоги.
— Да, — выдыхаю. — Да, я, по приказу патрона. Ты сделал ошибку, Вольф… При нашей работе это непозволительно!
— Да, — шепчет он. — Да, я… сделал… ошибку. Он с огромным усилием вдыхает, и из его рта хлещет сильная струя крови. Он издает жуткий хрип.
— Ты должен был… меня… предупредить, — прерывисто говорит он. — Я бы тебе…
Он делает мне знак. Я сажусь перед ним на корточки.
— Ты хочешь мне что-то сказать?
Его глаза говорят мне “да”, но у него уже нет сил.
— Прости, старина, — шепчу я, — но я не мог поступить иначе…
Он икает. Его кожа приобретает восковой цвет.
— Завтра, — еле слышно бормочет он. — Завтра… убьют… Орсей…
Вдруг он отдает концы; рот приоткрылся, глаза закатились.
Я отступаю на три метра и бросаю револьвер Вдавленного Носа на пол. Я снимаю замшевую перчатку, которую нацепил, чтобы на пушке не осталось моих отпечатков, потом достаю свой шпалер… свой собственный!
— Держите его! — ору я.
Стреляю в складку своего левого рукава.
Выбегаю из ангара, вопя во всю глотку. Вокруг ни души… Выбираю самую темную улочку и мчусь по ней, паля из пушки.
Сработало… Не прошло и трех минут, как подъезжают полицейские на мотоцикле с коляской. Собираются зеваки.
— Ушел! — надрываюсь я. — Быстрее, гоните. Высокий тип в плаще и шляпе…
Один из полицейских слезает с мотоцикла, двое остальных уезжают в указанном мною направлении.
— Что за шухер? — спрашивает патрульный. Вместо ответа я сую ему под нос мое удостоверение. Он вытягивается по стойке “смирно”.
— Вы ранены, господин комиссар?
Я умышленно держу левую руку висящей вдоль тела.
— Простая царапина, а вот моего товарища зацепило крепко.