— Ну, у них тут не очень-то поторчишь, — усмехнулся черноусый Тарасюк, — однако подобные моменты тоже случаются. Да вы, Виктор Иванович, сразу-то себе голову этим не забивайте, все в конечном счёте устроится. Жалеть, что приехали, не будете.
Когда мы наконец взяли с «карусели» свои вещи, Тарасюк прикатил откуда-то удобную коляску, на которую поместились все наши чемоданы. Мы беспрепятственно миновали таможенников, рывшихся в вещах других пассажиров.
— Наркотики ищут главным образом, — кивнул в их сторону Тарасюк. — Одни миллионы на этой контрабанде наживают, а другие гибнут.
Я спросил, почему английские таможенники не стали искать эти самые наркотики у нас.
— При дипломатическом паспорте осмотр вещей не разрешён.
— Глеб Назарович…
— Дядя Глеб — проще?
— Проще, — засмеялся я ответно.
— Значит, так и называй. Оллрайт?
— Оллрайт, дядя Глеб.
У меня вылетело из головы, о чём ещё я его собирался спросить, зато я убедился, что он дружелюбен не только ко взрослым, но и к нашему брату, мальчишкам. По горькому опыту я знал, что это относится далеко не ко всем взрослым.
— Дядя Глеб, — всё-таки вспомнил я, — а ребята там, где мы будем жить, есть?
— И ещё сколько! У меня и свой собственный парень имеется, примерно твоих лет. Ты в каком классе?
— Перешёл в шестой.
— Ну, так, значит, вместе будете учиться. Чувствовало его сердце — рвался со мной в аэропорт, да я не знал, сколько вас прилетает, побоялся, что не уместимся в одной машине.
Мы погрузились в зелёную машину «хиллман» — я сел рядом с дядей Глебом, — выбрались через сложное переплетение асфальтовых витков на широченное — четыре ряда в каждую сторону — шоссе и помчались по нему с большой скоростью. Из-за того, что я впервые ехал по левой стороне дороги, мне всё время казалось, что мы вот-вот столкнёмся со встречной машиной. Поэтому я то и дело зажмуривался. Дядя Глеб заметил и ободряюще сказал:
— Не тушуйся, привыкнешь. Я сам сначала жмурился.
— Погодка-то что твоя Москва, — с удовольствием отметил папа. — Мы-то боялись, что в проливные дожди попадём.
Дядя Глеб иронически покосился на него.
— А как насчёт туманов? Туман на следующий день после дождя ожидали или как?
— Не позже, — поддержал его тон папа. — А что, с туманами у вас тоже не густо?
— Было густо, а последние годы, можно сказать, почти что пусто. Верите ли, за три года ни разу настоящего тумана не видел.
— А как же Филипп Босини? Что же поделалось со смогом, в котором он погиб?
— Пап, какой это Босини? — влез я.
— Один из героев книги «Сага о Форсайтах». Так что же всё-таки со смогом?
— Был смог в своё время, сам видел. В тысяча девятьсот шестидесятом году приезжал я сюда с делегацией, как раз под Октябрьские праздники. Меня один знакомый пригласил на вечер в посольство. Заехал он за мной в гостиницу, посидели мы, посудачили о том о сём, собрались ехать, смотрим — мать моя! — смог на улице. Да какой! Знакомый рядом со мной стоит на тротуаре, говорит что-то, а я его совсем не вижу. Руку перед собой вытянул — нет руки от локтя.
— Ну, и как же вы? — спросил папа.
— А так, как все англичане в таких случаях поступают: бросили машину и по стеночке добрались до метро. Сами англичане говорят, что с тех пор такого смога больше не было.
— Странно, — заметил папа.
— Ничего странного, Виктор Иванович. Просто у них изменилась структура топливного баланса. С шестидесятых годов во всех крупных городах муниципальные власти запретили населению и предприятиям употреблять дымное топливо. Раньше-то они обычный уголёк вовсю жгли, а компании на фильтрах экономили. А что такое смог? Смесь тумана с дымом и копотью. Камины теперь топят угольными брикетами, из которых смолы удалены. Благодаря этому и воздух стал чище, и город вроде бы помолодел.