К кому ни обращались мальчики, никто и не слышал про экспедицию, изучающую водный и тепловой режим Вял-озера. Про геологическую слышали. Это всего от Умбы верст тридцать. Тетя Дуся сказала, чтобы ребята жили у нее сколько захотят. Изба просторная, харчей тоже в достатке.
Ее сын Санька, тот самый, которого она в жизнь не пустила бы в Ленинград, очень обрадовался приезжим.
Санька родился и вырос в Умбе. Он знал все про этот большой живописный поселок на берегу Белого моря. Сразу же после завтрака — жареного морского окуня и крепкого чая — потащил знакомиться с городом, как он гордо называл Умбу.
Они шагают по просторной бревенчатой мостовой. Шаги непривычно гулко отдаются. В Умбе нет асфальтированных улиц. Здесь вместо асфальта — ровный бревенчатый настил, а к домам от главной магистрали ответвляются дощатые дорожки.
— Чудно! — удивился Андрей. — Бревна… Я еще никогда в жизни не ходил по улицам из бревен.
— Мы привыкшие и не замечаем, — говорит Санька.
Утро нынче солнечное. Кажется, солнце большое, яркое, а все равно прохладно. Особенно это чувствуется, когда станешь лицом к невидимому за домом морю.
— И комаров вроде не видно, — говорит Ваня.
— Днем они спят, — замечает Андрей.
— Комары-то? — смеется Санька. — Они никогда тут не спят. Здесь возвышенность и ветер тянет с моря, а спустимся вниз, комарики объявятся…
— А ты не боишься их? — спрашивает Ваня.
— Комаров-то? — удивляется Санька. — Что их бояться?
— Может, они здешних не кусают? — говорит Андрей. — Или у тебя шкура толстая?
Санька громко хохочет и даже топает спортивным ботинком на толстой подошве по гудящему настилу.
Бревенчатая мостовая спускается вниз к реке, которую тоже называют Умба. Река впадает в Умбинскую губу. Тут же рядом Кандалакшский залив Белого моря.
Обо всем этом обстоятельно, не торопясь рассказывает Санька. Когда необходимо, он останавливается и плавным жестом руки показывает. По обе стороны мостовой стоят крепкие деревянные дома. Есть большие, двухтрехэтажные и тоже из бревен. Таких домов в других городах не увидишь.
Умба расположена на огромных каменистых холмах. Тысячелетние камни-валуны, обросшие мшистыми лепешками, разлеглись на холмах, торчат в желтых обрывах. Камней много везде. Больших и маленьких. Среди них растут редкие ели, сосны, чахлые, с искривленными стволами березы.
— Это гостиница, — плавно показывает рукой Санька. — А это наш президиум…
— Президиум? — удивляются Ваня и Андрей. — Какой президиум?
Санька показывает на небольшую дощатую трибуну.
— Президиум никогда не видели? Отсюда наши начальники речи в праздник произносят…
— Трибуна это, чудак, — разъясняет Андрей. — Президиум совсем другое…
— Президиум за длинным столом сидит, а на трибуне стоят, — говорит Ваня.
— У вас в Ленинграде, может, и трибуна, — упорствует Санька. — А у нас президиум. Все так называют.
На широком мосту с покосившимися перилами остановились. Никогда еще мальчишки не видели сразу столько бревен! Вся широкая река до краев была заполнена бревнами. Тысячи, миллионы бревен. Связанные в длинные плоты, они медленно плыли по течению. Не связанные торкались в берега, гигантскими щуками выскакивали на сушу, собирались в беспорядочные стада в заводях. На бревнах приплясывали в резиновых сапогах до пояса сплавщики. В руках у них длинные багры, которыми они ловко туда-сюда распихивали тяжело покачивающиеся бревна.
— Мой батя в низах сплавляет лес. Школу кончу, тоже буду сплавщиком, — сказал Санька. — Знаете, сколько они в месяц сплавляют? Ого-го!
Нужно быть очень смелым и ловким, чтобы вот так легко и небрежно прыгать с одного скользкого бревна на другое.