Выбор момента вообще играл главную роль. Ради конспирации встреча должна состояться в сумерках, но не настолько поздно, чтобы нас отправили баиньки. В назначенный вечер после обеда я вышел из столовой первым и быстро заковылял к сортиру. Мимо двери и вверх по лестнице. Пришел впритык, в запасе оставалось буквально несколько секунд. Открыть и закрыть дверь, несколько шагов по проходу, часы уже наготове.
Быстро перехватить ремешок в обе руки – для удобства. Прижать его к оконному запору. Пластик, покрывающий ремешок, тут же сполз, обнажив куда более твердую пластисталь мини‑пилы. Пила громко взвизгнула, раздался резкий щелчок. Сунув часы в карман, я дотянулся до окна и приоткрыл его.
Снаружи уже ждала Анжелина, вся в черном, вплоть до черных перчаток и черного грима на лице. Она сунула мне в руки сверток, но вопреки нашему уговору не удержалась и тихо прошипела: "Самое время!" – пока я закрывал окно.
Я тут же смылся, спрятав сверток в складках робы, а укладываясь в постель, сунул его под подушку, предварительно вытащив детектор. Вскоре после того, как в тюрьме вырубили свет, я начал ворочаться с боку на бок с громкими стонами:
– Никак не уснуть. Бессонница и артрит меня в гроб вгонят. О‑ох!
Я поворочался еще чуток, а потом встал и начал слоняться по камере, почесывая ногу. А заодно почесывая регуляторы детектора с потрясающими результатами: всего лишь одна телекамера над дверью – что дарило мне два слепых сектора вне обзора. Теперь стоило хорошенько выспаться, потому что наутро предстояла масса работы.
Баррина Баха я отправился искать уже перед самым полуднем, обнаружил его на солнечной террасе и присел рядом. Он вопросительно приподнял брови, но я не проронил ни слова, пока не поработал с детектором.
– Великолепно, – наконец кивнул я, – только не говори слишком громко. Контакт состоялся.
– Значит, у тебя все есть? Он аж трепетал от волнения.
– Все. Большая часть упрятана так, что ее не найдут. Выйдем в парк ровно через двадцать минут.
– Зачем?
– Затем, что у меня во рту лазерный оптический телефон. – Я приоткрыл губы и продемонстрировал объектив. – Звук передается через кости черепа на уши.
– Какой звук? – Баррин был явно заинтригован.
– Звук сладкого голоска моей милой Анжелины, которая держит путь во‑он к тому правительственному зданию, что виднеется за оградой. Такой разговор перехватить невозможно. Пошли.
Я откинулся на спинку шезлонга, а в нужный момент улыбнулся в сторону далекого здания. Особой точности не требовалось, поскольку у Анжелины двухметровый объектив. – Доброе утро, любимая.
– Джим, я жалею, что мы затеяли эту безумную авантюру, – забренчал в моем черепе ее голос.
– Да только теперь она уже мчит на всех парах.
– Знаю. Но мне не нравится карабкаться по стенам даже в молекусвязных перчатках и ботинках.
– Но ты же справилась с этим, любимая. Ты очень сильная и опытная...
– Если ты осмелишься добавить "для женщины твоих лет", я с тебя живого шкуру спущу, когда выберешься!
– У меня и в мыслях этого не было! Слушай, а потянем мы двоих вместо одного? Я встретил тут старого знакомого, который, честно говоря, однажды спас мне жизнь. В ледяной пещере. Как‑нибудь расскажу на досуге. Ну, так как?
Она мгновение поколебалась, и я представил себе, как она очаровательно нахмурилась: моя Анжелина слова не проронит, пока не примет решение.
– Да, конечно. Надо только поменять транспорт.
– Хорошо. Раз уж будешь менять транспорт, позаботься, чтобы он оказался достаточно вместительным.
– На четверых?
– В общем, нет. Мне в голову пришла цифра, ну, несколько ближе к шестидесяти пяти.