Он не мог ее высвободить — не хватало сил. Повертел головой, плечами — попытки высвободиться отдались в шее острой болью. Не выходит. Выбраться, высвободиться, вырваться!.. С готовыми разорваться легкими, хлещущей из раны на шее кровью, он рывком освободил ногу и пополз дальше.
Неожиданно показались стеной разноцветные огни . Они дошли до тропинки, ведущей к церкви — это были голубые и красные фонари, освещавшие вход в опечатанное святилище «Транквилити Инн». Последняя остановка на маршруте перед тем, как повернуть обратно к вилле Фонтейна, и все посчитали, что она пригодится только для того, чтобы старик смог немного перевести дыхание. В этом месте Сен-Жак оставил охранника, чтобы никто не входил в покинутую церковь. Здесь контакт был невозможен. Но тут Борн услышал по рации слова — слова, которые должны отослать ненастоящую сиделку от ее фальшивого подопечного.
– Уйди от меня! — взвился Фонтейн. — Ты мне не нравишься. Где наша обычная сестра? Что ты с ней сделала?
Впереди под прикрытием стены бок о бок пробирались двое коммандос. Они обернулись и посмотрели на Джейсона, выражение их лиц на фоне этих сверхъестественных лучей света говорило о том, что он и так знал. С этого момента он принимает решения; они довели, сопроводили его до врага. Остальное зависит от него самого.
Неожиданности редко ставили Борна в тупик, но сейчас произошло именно это. Неужели Фонтейн ошибся? Неужели старик забыл про охранника и принял его за посланца Шакала? Неужели его старые глаза приняли вполне объяснимую удивленную реакцию охранника за попытку контакта? Все было возможно, но, учитывая прошлое француза, — его стремление выжить на протяжении всей жизни, — и сообразительность его острого ума, такая ошибка была маловероятна.
Тогда стала вырисовываться другая возможность, и она просто пугала. Неужели сторожа убили или подкупили, заменили на другого? Карлос был мастером таких штучек. Говорили, он выполнил все условия контракта по убийству Анвара Садата даже без применения оружия — просто подменил инструкции, данные неопытным охранникам египетского президента — потраченные в Каире деньги были многократно возмещены анти-израильскими организациями Ближнего Востока. А если это правда, то происходящее на Транквилити для него просто детская забава.
Джейсон поднялся на ноги, дотянулся до края стены и медленно, превозмогая боль, а шея причиняла ему невероятные страдания, подтянулся вверх и опять медленно, дюйм за дюймом, начал по очереди вытягивать руки, чтобы ухватиться за противоположный край. Увиденное поразило его!
Фонтейн замер с открытым ртом и округлившимися от удивления глазами, а в это время к нему подошел еще один старик в темном габардиновом костюме и обнял престарелого героя Франции. Фонтейн в панике оттолкнул подошедшего. Из рации в кармане Борна неслись слова.
— Claude! Quelle secousse! Vous etes ici!
Старый друг Фонтейна ответил по-французски дрожащим старческим голосом.
— Это большая честь, что наш хозяин разрешил мне приехать. В последний раз повидаться с моей сестрой, и утешить моего друга и ее мужа. И вот я здесь, с тобой!
– Со мной? Он прислал тебя сюда? Ну конечно, иначе и быть не могло!
— Я должен отвести тебя к нему. Великий человек хочет с тобой поговорить.
— Ты знаешь, что делаешь — что ты уже наделал?
— Я с тобой и с ней. Разве остальное имеет значение?
— Она мертва! Она покончила с собой прошлой ночью! А он собирался убить нас обоих.
«Выключите рацию!» — мысленно кричал Борн. — «Разбейте рацию!»
Слишком поздно. Левая дверь часовни открылась, и из нее в залитый разноцветными огнями коридор вышел мужчина. Это был молодой мускулистый блондин с резкими чертами лица и прямой осанкой. Неужели Шакал готовил кого-то занять свое место?
— Идите, пожалуйста, со мной, — произнес блондин спокойным голосом, в котором слышались металлические командные нотки.