— Как нынче идут дела вСтаром Свете ? — спрашивает Иван на безупречном оксфордском английском тридцатых годов. Ослепительная красавица ставит поднос с кампари и содовой на буфет из розового дерева, который, похоже, в свое время тоже украшал один из санкт-петербургских музеев. —Чин-чин .
Они едут в западного вида гостиницу, расположенную на расстоянии вытянутой руки от Красной площади. Люди в штатском охраняют стеклянные вращающиеся двери, в вестибюле бьют подсвеченные розовым фонтанчики, лифт освещает хрустальная люстра. На втором этаже женщины-крупье в платьях с глубоким вырезом поглядывают на них из-за пустых столов для игры в рулетку. У двери с табличкой «222» Евгений нажимает на кнопку звонка. Ее открывает Хобэн. В круглой гостиной, заполненной клубами табачного дыма, в золоченом кресле сидит бородатый мрачнолицый мужчина лет тридцати. Звать его Степан. Перед ним стоит золоченый стол. Евгений ставит на него брифкейс. Хобэн наблюдает, как, собственно, и всегда.
— Массингхэм получил эти гребаные « Джамбо »? — спрашивает Степан Оливера.
— Как я понимаю, на момент моего отъезда из Лондона мы провели всю подготовительную работу и готовы начать, как только вы утрясете свои проблемы, — сухо отвечает Оливер.
— Ты сын английского посла или как?
Евгений обращается к Степану на грузинском. Тон очень жесткий. Степан с неохотой встает и протягивает руку.
— Рад познакомиться с тобой, Оливер. Мы — братья по крови, так?
— Так, — соглашается Оливер. Нездоровый смех, который Оливеру совсем не нравится, эхом звучит в ушах всю дорогу до отеля.
— Когда ты прилетишь в следующий раз, мы отвезем тебя в Вифлеем, — обещает Евгений, и они вновь обнимаются.
Оливер поднимается в номер, чтобы собрать вещи. На подушке лежит коробочка, завернутая в коричневую бумагу, и конверт. Он открывает конверт, достает листок, разворачивает. Письмо похоже на контрольную по чистописанию, и у Оливера создается впечатление, что эти строчки выводили несколько раз, до получения желаемого результата.
«Оливер, у тебя чистое сердце. К сожалению, ты — сплошное притворство. А значит, ничто. Я люблю тебя. Зоя».
Он разрывает бумагу. Под ней — черная лакированная шкатулка, какие продаются в любой сувенирной лавке. Внутри сердце, вырезанное из бумаги абрикосового цвета. Без следов крови.
* * *
Чтобы попасть в Вифлеем, приходится выскакивать из самолета «Бритиш эруэйз», едва тот останавливается у телескопического трапа терминала Шереметьево, с невероятной быстротой просачиваться сквозь таможню и нестись к другому самолету, двухмоторному «Ильюшину» с эмблемой Аэрофлота, в салоне которого, однако, нет незнакомых пассажиров. Вылет в Тбилиси задерживают из-за Оливера. На борту вся большая семья Евгения, и Оливер приветствует всехen bloc , обнимая ближайшего и помахав рукой самому дальнему, в данном случае Зое, которая сидит в самой глубине фюзеляжа, с Павлом, тогда как ее муж расположился впереди с Шалвой. Взмах руки должен сказать Зое, что да, конечно, если уж на то пошло, он, разумеется, ее узнал, двух мнений тут просто быть не может.
Когда они приземляются в Тбилиси, за бортом ревет ураганный ветер. Крылья жалобно скрипят, воздух полон пыли и даже маленьких камушков, все спешат укрыться за стенами аэровокзала. Здесь никто не просит предъявить документы или показать багаж, их встречают первые лица города, одетые в лучшие костюмы. Организационные вопросы решает Тимур, альбинос, который, как все в Грузии, кум, племянник, крестный сын Тинатин или сын ее лучшей школьной подруги. Кофе, коньяк и гора фруктов ожидают их в VIP-зале, произносится не один тост, прежде чем они могут продолжить путь.