Только на этот раз его замечает Хобэн, как, возможно, и хотелось Зое, потому что он смеется и что-то сквозь зубы говорит ей по-русски, вызывая ее ответный смешок.
— Мой муж очень рад тому, что ты приехал в Москву, чтобы помогать нам, — объясняет она. — Ему нравится, когда кровь течет рекой. Это егоmetier . У вас говорят metier?
— В общем-то нет.
Потом пьяная игра на бильярде. Михаил — тренер и судья, показывающий Евгению, как и по какому шару надо бить. Шалва наблюдает из одного угла, Хобэн — из другого, одновременно что-то бормоча в сотовый телефон. С кем он так тихо говорит? С любовницей? С биржевым брокером? Оливер думает, что нет. Его воображение рисует людей в темной одежде, затаившихся в темноте, ждущих приказа от своего босса. На киях нет кожаных нашлепок. Пожелтевшие шары едва проскакивают в лузы. Стол чуть наклонен, сукно порвано и потерто, борта дребезжат, когда об них ударяется шар. Если игроку удается закатить шар в лузу, редкий случай, Михаил выкрикивает счет на грузинском, и Хобэн пренебрежительно переводит его слова на английский. Когда Евгению не удается удар, а вот это случается часто, Михаил на все лады проклинает шар, стол или борт, но только не брата, которого он обожает. Но презрение Хобэна растет по мере того, как его тесть все чаще демонстрирует свою неспособность управляться с шарами и кием. Кривятся тонкие губы, продолжающие что-то наговаривать в сотовый телефон, чуть дергается щека. Появляется Тинатин и с тактичностью, от которой у Оливера тает сердце, уводит Евгения спать. Шофер ждет, чтобы отвезти Оливера в гостиницу. Шалва провожает его к «ЗИЛу». Перед тем как забраться в него, Оливер с любовью оглядывается на дом и видит Зою, без ребенка и раздетую по пояс, смотрящую на него из окна верхнего этажа.
Утром под подернутым облаками небом Евгений везет Оливера на встречи с добрыми грузинами. С Михаилом за рулем они переезжают от одного серого здания, более всего напоминающего казарму, к другому. Сначала они шагают по средневековому коридору, пропахшему старым железом… или кровью? В кабинете их обнимает и угощает сладким кофе старикан с глазами будто у ящерицы, реликт брежневской эпохи, охраняющий большой черный письменный стол, словно военный мемориал.
— Ты — сын Тайгера?
— Да, сэр.
— Как такой маленький человек делает таких больших детей?
— Я слышал, у него есть специальная формула, сэр. Громкий смех.
— Ты знаешь, сколько ему сейчас нужно времени, чтобы настраиваться?
— Мне говорили. Двенадцать минут, сэр. — Никто ничего такого ему не говорил.
— Скажи ему, что Дато хватает одиннадцати. Он лопнет от зависти.
— Обязательно скажу.
— Формула! Это хорошо!
Появляется конверт, о котором никто не упоминал, серовато-синий, большой, под стандартный лист машинописной бумаги. Евгений достает его из бриф-кейса, выкладывает на стол и пододвигает к хозяину кабинета, пока разговор идет совсем о другом. Масленый взгляд Дато регистрирует движение конверта, но никакой другой реакции нет. Что в конверте? Копии договоров, которые Евгений подписал накануне? Конверт слишком толстый. Пачки денег? Слишком тонкий. И что это за учреждение? Министерство крови? И кто такой Дато?
— Дато из Мингрелии, — с чувством глубокого удовлетворения поясняет Евгений.
В автомобиле Михаил медленно переворачивает страницы американского комикса. В голове мелькает мысль, которую лицо не успевает скрыть: «Умеет ли Михаил читать?»
— Михаил — гений, — хрипит Евгений, словно Оливер задал этот вопрос вслух.
Они входят в мир вышколенных женщин-секретарей, таких же, как у Тайгера, только красивее, на дисплеях стоящих рядами компьютеров — котировки ведущих мировых бирж. Их встречает стройный молодой человек в итальянском костюме. Зовут его Иван. Евгений вручает Ивану такой же конверт.