Взоры всех юных дам устремились за Майлзом, шедшим впереди Джонатана по дорожкам через горбатый мостик к уединенному столику. Его невероятно красивая внешность, сила и грация его балетной походки и с безукоризненным вкусом подобранный костюм прямо-таки обрекали его на успех среди женщин, но он медленно проплывал меж ними, одаряя их своей лучезарной улыбкой, и искренне сожалея, что для них он принципиально бесполезен.
Едва они уселись, Майлз спустил с рукшпица, который весь вибрировал от напряжения, пока когти его не заскребли по камню, а тогда он завертелся как безумный и пулей устремился к бассейну, где его, скулящего, отловили три барышни в бикини, которые не скрывали своего восторга, заполучив такое “антре” к мужчине, красивее которого им в жизни не доводилось видеть. Одна из них подошла к столику, держа на руках трясущуюся и царапающуюся собачонку.
Майлз устремил свой томный взор на ее грудь, и она нервно хихикнула.
— Как его зовут? — спросила она.
— Педик, милочка.
— Какая прелесть! А почему Педик?
— А потому что он такой ранимый!
Она не поняла и поэтому повторила:
— Какая прелесть!
Майлз поманил девицу к себе и, положив руку ей на ягодицу, сказал:
— Милочка, не окажете ли вы мне огромную любезность?
Она хихикнула от неожиданного прикосновения, но не отдернулась.
— Конечно. Буду рада.
— Возьмите Педика и пойдите поиграйте с ним ненадолго.
— Да, — сказала она. Потом прибавила: — Спасибо большое.
— Вот и умничка. — Он потрепал ее по попке, показывая тем самым, что разговор окончен. Девушка ушла с площадки. Вслед за ней ушли и подруги, сгорая от нетерпения — что же там было?
— Прелестные штучки, а, Джонатан? И не вовсе уж бесполезные. Мед привлекает пчелок.
— И трутней тоже, — добавил Джонатан. У стола встал молодой официант-индеец.
— Двойной “Лафрейг” моему другу, а мне — бренди “Александр”, — заказал Майлз, со значением глядя в глаза официанту.
Майлз продолжал смотреть вслед официанту, пока тот шел по дорожке над искусственными ручейками журчащей воды.
— Симпатичный мальчик.
Потом Майлз переключил внимание на Джонатана, соединив ладони, прижав указательные пальцы к губам, а большие — под подбородок. Его недвижные глаза мягко и холодно улыбались над кончиками пальцев, и Джонатан напомнил себе, как опасен может быть этот безжалостный человек, невзирая на внешний облик. С минуту оба молчали. Затем Майлз нарушил тишину звучным смехом.
— Эх, Джонатан! Тебя в молчанку никто не переиграет. Не надо мне было и пробовать, если подумать. Насчет “Лафрейга” я правильно вспомнил?
— Да.
— Ого, целый слог! Как любезно.
Джонатан полагал, что Майлз, когда понадобится, перейдет к делу, и не имел намерения помогать ему в этом. Пока не подали напитки, Майлз разглядывал мужчин и женщин около бассейна. Он сидел развалясь, в костюме из черного бархата,свысоким стоячим льняным воротником и широким ниспадающим бархатным галстуком, обутый в изящные и дорогие итальянские полуботинки. Очевидно, дела его шли прекрасно. Ходили слухи, что, уйдя из ЦИРа, Майлз пристроился в Сан-Франциско, где занимался всевозможной торговлей, по преимуществу, наркотиками.
Сколько-нибудь существенно Майлз не изменился. Высокий, в прекрасной физической форме, он столь безупречно подавал свой бескомпромиссный гомосексуализм, что простые люди никаких отклонений не замечали, а люди светские ничего не имели против. Как всегда, женщин влекло к нему целыми стаями, и с ними он вел себя столь же добродушно-снисходительно, как блистательная тетушка из Парижа, приехавшая погостить к родственникам в Небраску.