Когда Биде увидел, как из-под водонепроницаемой ткани показалась рука с пистолетом, он пожал плечами, чисто по-галльски изображая покорность судьбе.
— Вы очень смелый, Джонатан.
— Просто у меня иного выбора не было.
— В любом случае, вы очень изобретательны. Но в этом не было никакой надобности. Как я уже сказал вам, мой пистолет даже не заряжен.
Джонатан выбрался из мешка и подошел к креслу, в которое уселся, не отводя пистолета от Биде.
— Хорошо, что вы решили не стрелять. Я бы чувствовал себя полным идиотом, если бы мне пришлось, согнувши палец, орать “пиф-паф!”.
— Разве не оба должны убрать оружие после этой самой мексиканской... как ее?
— Никогда не верьте гринго. — Джонатан обрел спокойствие и уверенность. Было ясно одно — Жан-Поль был непрофессионалом. — Вы пришли сюда с какой-то целью, я полагаю?
Жан-Поль смотрел на собственную ладонь, водя большим пальцем по ее линиям.
— Я думаю, что мне надо вернуться к себе в номер, если вы не против. — Он отвернулся. — Я и так уже выставил себя перед вами полным ослом. Я ничего не добьюсь, усиливая это впечатление.
— Мне кажется, я имею право на некоторые разъяснения. Ваш визит в мою комнату был... несколько необычен.
Биде тяжко уселся на кровать, ссутулившись, пряча глаза, и были в его облике такая тоска и подавленность, что Джонатана ничуть не встревожило, что Биде теперь вполне мог дотянуться до своего пистолета.
— Нет в мире ничего более жалкого и смешного, Джонатан, чем разъяренный рогоносец. — Биде печально улыбнулся. — Никогда не думал, что окажусь в роли Панталоне.
Джонатана охватило неприятное смешанное чувство жалости и презрения, которое он всегда испытывал к людям, психологически слабым, в особенности к тем, кто не мог самостоятельно совладать со своими интимными проблемами.
— Я и так уж выставил себя перед вами в самом смешном свете, и больше терять мне нечего, — продолжал Биде. — Полагаю, вы уже в курсе моих физических недостатков. Анна взяла за правило посвящать в них всех своих жеребцов. Это их почему-то еще больше распаляет.
— Вы ставите меня в неловкое положение, Жан-Поль, вынуждая заявить о моей непричастности.
Жан-Поль посмотрел на Джонатана так, будто его вот-вот вырвет.
— Не трудитесь.
— Пожалуй, потружусь. Нам вместе участвовать в восхождении. Давайте скажем просто: я не спал с Анной и не имею ни малейших оснований полагать, что мои поползновения на сей счет встретили бы что-нибудь, кроме презрительной усмешки.
— Но прошлой ночью...
— Что прошлой ночью?
— Она была здесь.
— Откуда вам это известно?
— Мне было одиноко без нее... Я искал ее... Я слушал у вашей двери. — Он отвернулся. — Это самое омерзительное, да?
— Да. Вчера ночью Анна была здесь. Я встретил ее в холле и предложил ей выпить. Любовью мы не занимались.
Жан-Поль с рассеянным видом взял свой пистолет и, разговаривая, вертел его в руках. Джонатан не ощущал опасности — он уже не рассматривал Жан-Поля как потенциального убийцу.
— Неправда. Она вчера совокуплялась. Я ее трогал. Я могу определить по...
— Я не желаю об этом слушать. Клиническое любопытство мне чуждо, а здесь не исповедальня.
Жан-Поль вертел в руках маленький итальянский автоматический пистолет.
— Не нужно мне было приходить сюда. Я повел себя весьма вульгарно и тем самым оказался хуже Анны, которая вела себя всего лишь аморально. Позвольте списать это на стресс, вызванный предстоящим восхождением. Мне казалось, что, если Анна увидит, как я штурмую гору, до которой очень немногие мужчины осмелятся даже дотронуться... это могло бы... как-то... Не знаю. Как бы то ни было, все оказалось лишь несбыточной надеждой. — Он посмотрел на Джонатана глазами побитой собаки. — Вы меня презираете?
— Мое восхищение вами обрело новые границы.
— Вы хорошо строите фразу.