* * *
Часом позже Уолтер Салливан позвонил на местную телевизионную станцию, главным совладельцем которой он являлся. Его просьба была простой и конкретной. Через час посылку доставили к нему домой. После того как одна из сотрудниц передала ему коробку, он проводил ее к выходу, закрыл и запер на замок дверь комнаты, в которой находился, и нажал небольшую кнопку на стене. Маленькая панель тихо сдвинулась в сторону, открыв доступ к аудиомагнитофону. Большую часть этой стены занимала домашняя видеосистема последней модели, которую Кристина Салливан увидела когда-то в журнале и решила, что та ей просто необходима, хотя ее пристрастие к випеопродукции ограничивалось порнографией и мыльными операми.
Салливан осторожно развернул аудиокассету и вставил ее в магнитофон, панель автоматически стала на место, и включился режим воспроизведения. Несколько секунд Салливан прислушивался. Когда он услышал слова, его лицо осталось бесстрастным. Он ожидал услышать то, что услышал. Он солгал следователю. У него была прекрасная память. Если бы его проницательность была хотя бы наполовину такой же хорошей. Потому что не увидеть очевидное мог только слепой идиот. Ярость, такова была его реакция, наконец, проявившаяся в изгибе твердых губ и блеске непроницаемых темно-серых глаз. Такая ярость, которой он не чувствовал давно. Даже после известия о смерти Кристи. Ярость, которая могла найти выход лишь в действиях. И Салливан не сомневался, что первый залп должен быть и последним, так как иначе нельзя было гарантировать победу, а он не привык проигрывать.
* * *
Похороны состоялись в глухом местечке, где кроме священника присутствовали еще лишь трое человек. Они происходили в обстановке строжайшей секретности, чтобы избежать непременного нашествия армии репортеров. Гроб с телом Лютера был закрыт. Вид последствий ужасного ранения головы – не самое лучшее впечатление, которое обычно хотят сохранить в своем сердце родные и близкие покойного.
Для служителя Господа не имели ни малейшего значения биография усопшего и обстоятельства его смерти, и служба была в должной мере благопристойной. Поездка на местное кладбище была столь же короткой, как и процессия. Джек с Кейт ехали вдвоем; за ними следовал Сет Фрэнк. В церкви он сипел в отдалении, чувствуя себя очень неловко. Джек пожал ему руку; Кейт, казалось, не замечала его присутствия.
Джек, опершись на свою машину, наблюдал за Кейт, которая на складном металлическом стуле сидела рядом с могилой, только что принявшей ее отца. Джек посмотрел вокруг. На этом кладбище не было грандиозных надгробных монументов. Надгробные памятники были здесь редкостью, на большинстве могил лежали темные прямоугольные плиты с именем покойного, датами рождения и смерти. Кое-где встречались надписи вроде “помним и любим”; большинство же не имело прощальных слов.
Джек вновь посмотрел на Кейт и увидел, как Сет Фрэнк направился в ее сторону, потом, видимо, изменил свое решение и медленно пошел к “лексусу”.
Фрэнк снял солнцезащитные очки.
– Прекрасная служба. Джек пожал плечами.
– Не вижу в смерти ничего прекрасного. – Хотя взгляды его и Кейт по этому вопросу сильно различались, он не мог полностью простить Фрэнку то, что тот позволил Лютеру Уитни умереть подобным образом.
Фрэнк замолчал, разглядывая отделку своего седана, достал сигарету, но потом решил не закуривать. Он засунул руки в карманы и отвернулся.
Фрэнк присутствовал на вскрытии Лютера Уитни. Дыра в черепе была огромной. Ударная волна от пули, вошедшей в голову, распространилась во все стороны с такой силой, что добрая половина мозга разлетелась на мелкие куски. И неудивительно: ведь пуля, извлеченная из сиденья полицейской машины, была очень крупной. “Магнум”, калибр 460.