Это ты, Брас?
- Алло. - Небраска говорил неуверенно, медлительно, в голосе его слышались настороженность и недоверие, как у всякого жителя гор в разговоре с чужими. - Кто это?.. Кто?.. - И, вдруг узнав, закричал: Обезьян, неужто ты?! Черт меня подери! - Теперь в голосе слышались радость, изумление, самая дружеская сердечность, и он звучал выше и протяжней, как-то нараспев (горцы нередко так говорят по телефону): громко, звучно, совсем не по-городскому и чуть растерянно, будто он с горы окликал кого-то на другой горной вершине в непогожий осенний день, под шум листвы, исхлестанной порывами ветра. - Откуда ты взялся, парень? Как живешь, черт возьми? - заорал он прежде, чем Джордж успел ответить. - Ты где пропадал столько времени?
- Был в Европе. Только сегодня утром вернулся.
- Черт меня подери совсем! - все еще с изумлением, но и с неудержимым радостным дружелюбием. - Когда ж увидимся? Может, придешь завтра поглядеть игру? Я тебя проведу. И вот что, - торопливо продолжал Небраска, - если у тебя найдется время, после игры поедем ко мне, я тебя познакомлю с женой и с малышом. Идет?
На том и порешили. Джордж пошел на стадион я полюбовался еще одной победой Небраски, но куда памятней осталось то, что было после. Когда спортсмен принял душ и оделся, двое друзей направились к выходу, а там, у ворот, подстерегала толпа мальчишек. Это была смуглолицые, темноглазые и темноволосые сорванцы, что вырастают на грязных нью-йоркских мостовых, словно там посеяны зубы дракона, но, как ни странно, в не по-ребячьи огрубевших лицах и хриплых голосах еще сохраняется чистота и доверчивость, свойственные детям во всем мире.
- Вот он, Брас! - орали ребята. - Эй, Брас! Привет, Брас! - Его вмиг облепила буйная орда, в ушах звенело от пронзительных криков, мальчишки вопили, клянчили, дергали его за рукав, наперебой, теснясь и толкаясь, протягивали грязные клочки бумаги, огрызки карандашей, потрепанные записные книжечки, - они жаждали автографа.
Небраске и тут не изменили доброта и отзывчивость. Ловко протискиваясь сквозь толпу орущих, напирающих, прыгающих от нетерпения мальчишек, он наскоро нацарапал свое имя на десятке мятых бумажонок и при этом не умолкая сыпал шуточками, добродушно поддразнивал и поругивал своих чумазых поклонников.
- Ладно, давай сюда!.. Отцепились бы хоть на время, нашли бы себе кого другого... Эй, ты! - Он вдруг нацелился грозным указующим перстом на какого-то злополучного малыша. - Ты чего сегодня опять явился? Я для тебя уж двадцать раз расписывался!
- Нет, сэр, мистер Крейн! - с жаром возразил мальчишка. - Это был не я, вот ей-богу!
- Ведь я прав? - призвал Небраска в свидетели остальных. - Разве этот малый не приходит сюда каждый день?
Мальчишки заулыбались, огорчение товарища их забавляло.
- Верно, верно, мистер Крейн! У него цельная тетрадка такая, и на каждом листочке вы расписались!
- Да вы что! - вскричала жертва, возмущенная таким предательством. Врете нахально, чего выдумали! Вот ей-богу, мистер Крейн. - Он опять поднял умоляющие глаза на Небраску. - Не слушайте вы их! Вы только мне подпишите ай-то-граф. Пожалуйста, мистер Крейн, это ж одна минутка!
Еще мгновенье Небраска с притворной суровостью смотрел на мальчонку; потом взял протянутую тетрадку, наскоро нацарапал через всю страницу свое имя и отдал тетрадь владельцу. На миг накрыл широкой ладонью встрепанную макушку, неловко погладил, тотчас легонько, шутливо оттолкнул и зашагал прочь.
Жилище Небраски в точности походило на сто тысяч таких же в районе Бронкса. Уродливое здание рыжего кирпича с ложным фасадом - по углам крыши торчали какие-то бессмысленные башенки, во всем чувствовались потуги на роскошь.