Не присаживаясь и не читая текста, Михаил тряхнул пером в сторону и быстрым росчерком подписал. Керенский вытягивал шею, заглядывая через его плечо. Ему не молчалось, не стоялось на месте.
– Ваше высочество, вы великодушно доверили нам священ ный сосуд вашей власти. Я клянусь вам, что мы передадим его Учредительному собранию, не пролив из него ни одной капли!
Великий князь удалился под торжественное безмолвие. Величие исторической минуты коснулось сознания каждого из присутствующих.
Едва за великим князем затворилась дверь, Керенский выпятил грудь и сунул руку за борт френча.
– Господа, Россия ждет наших решений. Сообщаю вам, что нам удалось отменить царский указ о назначении генерала Ива нова командовать войсками Петроградского округа. Р-революция в бурбонах не нуждается! Нам требуется новая армия, и мы ее создадим. Сейчас решается вопрос, кто заменит генерала Ивано ва. Мне называли имя Корнилова. Уверяют, что это вполне при личный человек.
Мешковато завозился Милюков.
– Александр Федорович, этот генерал пишет стихи. Керенский дернул головой, словно от удара в подбородок.
– Стихи? Гм… Нет, не читал.
– Он по-персидски пишет.
– Вот даже как! Но-о… почему же не по-русски?
– А вот он приедет, и вы его спросите сами! – усмехнулся Милюков.
– Стихи… – бормотал Керенский. – А что? Прекрасно. Но вая армия, новые генералы… Генерал не из казармы, а-а… так сказать, с Парнаса. Вот что значит, господа, очистительная революция!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Лавр Георгиевич свою жену без тени улыбки называл «начальником тыла». Таисия Владимировна, многолетняя спутница жизни, обладала редкостным умением в любых условиях устраивать вполне приличный быт. Сказывались навыки офицерских жен, мотающихся с мужьями по самым захолустным гарнизонам. Они исхитрялись кормить и мужа и детей на скудные 39 рублей казенного жалованья.
В Петрограде семья Корнилова много лет снимала небольшую, тесную квартирку у вдовы-чиновницы возле Певческого моста. Поселились они, когда Лавр Георгиевич учился в Академии Генерального штаба. Здесь жили в страшном1905году, отсюда уехали в Китай и сюда же вернулись четыре года спустя. В этих стенах прошлым летом Корнилов пережил немало горьких дней, когда, убежав из германского плена, ждал военного суда.
Должность командующего войсками округа (по прежним меркам – столичный генерал-губернатор) предусматривала казенную квартиру. Таисия Владимировна решила не ломать налаженного быта. Судьба военного человека, да еще в такое время, могла переломиться в одночасье.
Больше всех возвращению отца обрадовался четырехлетний Юрик. Мальчишка, крепенький, живой как ртуть, не слезал с отцовских колен. Он каждый вечер не ложился спать, не дождавшись отца со службы… Дочь сильно подросла и выглядела настоящей невестой. Она увлекалась столичными театрами, много читала. Огонь в ее комнатке горел допоздна. Как-то мимоходом Лавр Георгиевич глянул на валявшуюся книжку. «Конь бледный» Бориса Ропшина (Савинкова), знаменитого террориста, настоящей грозы царской семьи и губернаторов. Вперемежку с бросанием бомб этот отчаянный боевик-убийца быстро и ловко сочинял романы с «идеологией», которыми зачитывалась учащаяся молодежь.
К утреннему чаю Таисия Владимировна положила на угол стола несколько свежих газет. В теперешней столичной жизни чтение газет, хотя бы наспех, стало необходимостью. Чаевничали на кухне, вдвоем, как некогда в туркестанских знойных гарнизонах, где молоденьким офицерам приходилось снимать чуть ли неглиняные сараи с прохудившимися крышами. Дети еще спали. Дочь, по обыкновению, зачитывалась до рассвета.
Чай подавался огненный, заваренный до черноты.