Я послал корзину цветов, – сказал он. – Твой отец всегда меня ненавидел. Но он хотя бы не притворялся и всегда относился с уважением к моим старикам.
Родители Фелда пережили Освенцим, но это не обошлось для них без последствий. Его отец был маленьким угрюмым человечком, который в любую жару носил одежду с длинными рукавами, чтобы скрыть как можно больше шрамов. Его мать покрасила окна их квартиры в черный цвет. Четверо бессердечных детей и их еще более бессердечные родители, – словом, Фелды были легкой мишенью для любой шутки и слуха.
– Спасибо, – отозвался я. – Он действительно тебя ненавидел.
– Ну ладно, Дилан, хватит светской болтовни. Ты звонишь мне только тогда, когда тебе что‑то нужно.
– Эрнандес и Фацио. Эрнандес имеет отношение к делу, которое вела нью‑йоркская полиция, может, двадцать, может, тридцать лет назад. В нем каким‑то образом замешан Джон Макклу. Фацио – это детектив из Касл‑он‑Хадсона. Работал в Нью‑йоркском управлении.
– Про Эрнандеса мне надо посмотреть. А если Фацио зовут Ник, могу кое‑что рассказать прямо сейчас.
– Да, его зовут Ник, – подтвердил я.
– У него наград больше, чем у любого детектива, работавшего в отделе служебных расследований. На пенсии, первоклассный детектив. Репутация у него прекрасная. Его уважают даже те, кого он засадил. Работает в Касл‑он‑Хадсоне, чтобы доказать всему миру, что он настоящий коп, а не какой‑то там стукач.
– Посмотри, не пересекались ли Фацио и Макклу по делу Эрнандеса.
– Иди ты! – прошипел он. – Я тебе не нужен. Тебе нужна дорожная карта.
– Ты нужен мне, Ларри. Поверь.
– Ты единственный известный мне человек, который может сказать это и кому это сойдет с рук. Дай мне два дня.
Когда Ларри отключился, я принялся набирать номер отца. Старые привычки похоронить труднее, чем покойника.
Аэропорт в Риверсборо походил на декорации к комедии‑скетчу. Хотя он и располагался сразу у канадской границы, вряд ли можно было назвать его крупным узловым аэропортом. Похвастаться он мог одной взлетно‑посадочной полосой, ветровым конусом и терминалом размером с будку фотоавтомата. Однако это не помешало руководству аэропорта ничтоже сумняшеся провозгласить: «Добро пожаловать в Международный аэропорт Риверсборо – Лучший маленький курорт по эту сторону границы». Не хотел бы я увидеть худший маленький курорт.
Основным товаром Риверсборо были снег и гуманитарные науки. Я насчитал, пока ехал в город на взятом напрокат автомобиле, несколько щитов с рекламой местных лыжных курортов. Все они, по‑видимому, пользовались услугами того же агентства, что и руководство местного аэропорта. Их реклама была столь же беззастенчиво и категорично уснащена словами «лучший» и «маленький». Я не очень‑то хорошо играл в слова, но готов был поспорить, что обставлю этого копирайтера в два счета.
Я наведался в местную полицию, и мне там спели и станцевали все то же самое, что и Фацио, только в более вежливой, характерной для местности к северу от Нью‑Йорка, форме. Зак объявится. Они были в этом уверены. Никто из них в колледже не учился, но они знали, что учиться там очень сложно – большие нагрузки. А когда один из копов начал говорить мне, что Риверсборо – это лучший на востоке маленький город с гуманитарным колледжем, я спросил, нет ли у него родственников в рекламе.
Кампус был очарователен, как на почтовой открытке. Здания из красного кирпича и белой вагонки окружали квадрат центральный площади. Единственным несколько нарочитым элементом был золоченый купол библиотечной башни с часами. Никакой видимой активности на кампусе не наблюдалось, и посетитель мог подумать, что в школе до сих пор каникулы.