Там стояла этажерка с учебниками, на стенах были развешаны карты и цветные вклейки из журнала «Украша», а на письменном столе лежала кучка тетрадок.
Из открытой двери третьей комнаты выглядывала никелированная спинка кровати, на которой высшгась гора подушек — обыкновенная скромная обстановка рабочего человека.
Стукнула калитка, и Олег высунулся в окно.
— Мама пришла! — радостно воскликнул он и побежал встречать. — У нас гости, мама, — сказал на крыльце, — так я пригласил их в дом.
— Молодец! — похвалила мать. Она поставила в коридоре тяжелую сумку с картофелем, мимоходом поправила перед зеркалом прическу и остановилась в дверях гостиной.
— Вы к Якову?
— Надо поговорить с вами, уважаемая Вера Владимировна, — учтиво поклонился Козюренко, — только... — он показал глазами на мальчика.
— Сбегай, Олежка, за хлебом, — нашлась та.
Мальчик недовольно поморщился — ведь интересно послушать разговор взрослых. Но в семье, видно, поддерживалась дисциплина: схватил авоську и побежал в магазин.
— Разговор у нас, Вера Владимировна, будет долгий и неприятный, так уж садитесь поближе. Мы, правда, не очень-то и желанные гости... Из следственных органов, вот мое удостоверение.
Женщина побелела как полотно.
— Неужели мой Яшко что-нибудь натворил? Он, товарищ следователь, как чуть выпьет, дурным становится...
— Всему свое время, Вера Владимировна. Сначала мы попросим вас ответить на некоторые вопросы.
Это не допрос, и если вы не согласны...
Хозяйка подвинула к себе стул и наконец села.
— Что он натворил? — прошептала она.
— Я понял, что вы согласны помочь следственным органам, не так ли? — настаивал Козюренко.
— Спрашивайте, — женщина тяжело вздохнула.
— Вы знали, что ваш муж ездил на днях в Желехов?
— Да.
— Зачем?
— Занять денег.
— Когда должен был вернуться?
— Восемнадцатого мая.
— А приехал?
— Девятнадцатого.
— В котором часу вы его увидели?
— Вот как сейчас, после работы. Но он вернулся утром. Сказал, что был выпивши и не хотел нас беспокоить. Заснул в сарае на сене.
— Он занял деньги?
— Нет, но договорился, что тот его знакомый переведет по почте пятьсот рублей.
— И ничего ваш муж не привез? Никаких пакетов, свертков?
— А мы сейчас ничего не покупаем. На машину собираем.
Женщина отвечала сразу, не колеблясь. В ее глазах Роман Панасович читал удивление и тревогу.
— В Желехове ограбили человека, — произнес он, пристально следя за выражением ее лица. — Этого человека хорошо знал ваш муж. К нему и ездил за деньгами.
Женщина облегченно вздохнула, даже улыбнулась.
— Ерунда, — ответила уверенно. — Яков этого не сделает. А я думала — по пьянке...
— Хорошо, что вы так верите мужу...
— Я знаю: Яков не способен на преступление.
На выложенной кирпичом дорожке за окнами послышались шаги. Вошел Семенишин. Изумленно посмотрел на Козюренко, перевел взгляд на жену и Владова. Его покрытое мелкими морщинами лицо, действительно похожее на печеное яблоко, растянулось в улыбке.
— Здравствуйте, — сказал растерянно. — Кто вы такие? Потому как вроде бы не знаю вас...
— Мы из прокуратуры, — перебил Козюренко. — К вам, Яков Григорьевич. По делу.
— Из прокуратуры? — Семенишин спокойно прошел к столу, сел, положив на него руки. — Ну, если к нам есть дело, так говорите, зачем пришли...
Козюренко внимательно посмотрел на него: совершенно спокоен, никаких признаков волнения.
— Вы встречались в Желехове с Василием Корнеевичем Пру сем? — спросил.
— Ездил к нему.
— Когда?
— В воскресенье уехал, так? — повернулся Семенишин к жене.
— Отвечайте только мне! — Козюренко придвинулся к столу.
Теперь они сидели друг против друга, и Роман Панасович смотрел прямо в глаза Семенишину, будто хотел прочитать его мысли.
— В воскресенье, семнадцатого?
— Конечно.