Алеша поблагодарил.
– Заходите, если что, - без надежды пригласила заведующая.
– Может, вечерком загляну, - сказал Алеша. - Если батя отпустит.
Вообще-то он был не прочь познакомиться с крохотной провизоршой поближе. Сулил ему неслыханные любовные чудеса ее голубенький взгляд. Пожилых легкомысленных бабешек хоть об стену швыряй: трещат, да не рвутся.
Увидя лекарство, Настя не то обрадовалась, не то опешила.
– Теперь только шулера и благоденствуют. Час негодяя. Сколько я тебе должна?
– Нам ли считаться?
– Говори: сколько?
Алеша вывел ее из аптеки под руку. Он устал от нее. Ишь как ласково скачут под рубашкой ее теплые грудки.
– Когда-нибудь добьешься, - сказал он. - Шарахну по тыкве - и амба! Я ведь не всегда за себя ответчик.
– Подавись ты этим лекарством, чтобы я бесплатно взяла! Да лучше я отцу яду дам.
– Триста рублей.
– Врешь?
– Пойди спроси у заведующей.
Настя остановилась в раздумье.
– Возьми сумочку, - попросил Алеша. - Не обижай меня. И лекарство возьми.
– Хорошо, триста так триста. У меня с собой только пятьдесят. Остальные завтра отдам. Согласен?
Алеша швырнул ей коробочку под ноги, пошел прочь. Он и сумочку с косметикой нацелился зафинтилить в кусты, да передумал. «Накося! - пробурчал себе под нос. - Да я лучше Асе отдам. Или провизорше. Засранка малохольная! Погоди, за все рассчитаемся».
Ему стало смешно: сам с собой разговаривал, как оглашенный кенар. Он не желал Насте зла. У него пальцы ныли от тоски по ней.
2
Елизар Суренович вызвал Шулермана и сообщил ему долгожданную новость.
– Кафе почистили и банк на Кропоткинской грабанули. Да ты небось слышал? Убытки невелики, не в них суть. Интересно другое. Судя по описанию свидетелей, твои знакомцы шуровали. Установи-ка ты, пожалуй, наблюдение за квартирой этого шустреца, как его бишь зовут?
– Михайлов Алексей.
– Трогать пока не трогай, а связи выяви. Ну, да не мне тебя учить.
Начальник охраны ни словом, ни жестом не выразил своего отношения к услышанному. Как будто не для этого часа нанимался на службу. К вору пошел в услужение лишь бы усечь прилет воробушков. Елизар Суренович от каждой беседы с этим человеком испытывал терпкое, острое удовольствие, словно проскочил в дюйме от клыков усатого лысою тигра. В Шулермане ему было все понятно и все восхищало, даже то, что тот брезговал табаком и водкой, а к женщинам относился, как к скотине. Это был хищник, рожденный для погони. Даром что армейская косточка, он подчинялся лишь зову инстинкта.
– Повторяю: пока не трогать. Ты понял меня, Шулерман?
Шулерман ответил дерзко:
– Когда встречу, подарю им пряник.
Елизар Суренович сделал вид, что сердится.
– Нехорошо шутишь, Шулерман. Зарплату получаешь, самовольничать не смей.
– У нас уговор был.
– Уговор помню, но мне они могут понадобиться. Да и зачем сразу убивать, какая радость? Поводи на крючке, подразни, подергай - это намного приятней.
Условились на том, что Шулерман бубновую парочку выследит, а уж после они решат, как дальше с ними обойтись. По слишком быстрому согласию капитана было понятно, что он лукавит.
– Неужто так велика твоя обида, что столько лет не можешь простить? - не удержался от философского вопроса Елизар Суренович. - Подумаешь, колотушек надавали.
Видимо, в благодарность за доброе известие Шулерман снизошел до разъяснений:
– Твоя забота - деньги делать, моя - тараканов давить. Если таракану дать волю лишний часок, он потомство оставит. Успеет новых таракашек народить.
– Тараканы - это кто?
– Кто без закона живет, двуногая сволочь.
– Я тоже таракан? Я ведь сам себе закон.
Шулерман вздохнул:
– Ты крупный таракан, на тебя особый силок нужен.
– Кто же его поставит?
– Могу и я, - не уклонился от прямого ответа Шулерман. - Всему свой черед.