С таким начальным капиталом можно смело глядеть в завтрашний день.
На свидание Алеша пришел с ворованной дамской сумочкой бледно-желтого цвета из английской кожи. В сумочке лежал французский косметический набор, а также квадратная бутылка шотландского виски. Это были подарки для Насти и ее родителей. Для папы - виски, а для мамы - в серебристой бумаге роскошная коробка шоколада из Австрии. Он стоял на автобусной остановке и ждал. Уже в трех автобусах ее не было. Алеша загадал пропустить еще парочку, а потом пойти к ней домой и узнать, где она. Дремотный жаркий денек навалился на город. Даже в тени за автобусной остановкой у Алеши припекало макушку. Сигарета «Мальборо», тоже из ворованной пачки, припахивала жженой тряпкой. От вчерашних событий остался легкий звон в башке. Алеша думал о том, что жизнь ему, конечно, удалась, но, к сожалению, тянется бесконечно. Она вся состоит из нелепого ожидания. Ждешь денег, воли, водки, жратвы, бабы, а потом оказывается, что пора уходить. То сам колотишь всех без разбору, а то вдруг тебе голубоглазый мальчонка влепит свинцу промеж глаз - и ау! Рано или поздно от этого никому не уберечься, даже Федору Кузьмичу. Кладут всех в гробики, и лежат все рядышком под черной земляной простынкой. Кто-то когда-то верно подметил: скучно жить на свете, господа. Почему же Настя никак не поймет, что вместе им было бы гораздо веселее. Хочет, чтобы он ее изнасиловал. По-хорошему не уступит. Она надеется, что он набросится на нее посреди Москвы, на виду у прохожих, и это будет день ее торжества над ним. Напрасно надеется. Он уговорит ее полюбовно. Каждый день по дорогому подарку - и к осени она размякнет. В нем кровь спеклась от ненависти к ней, значит, это и есть любовь, другой не бывает. Он ненавидел ее за то, что и на пятом автобусе она не приехала. Повернулся и побрел к ее дому, а Настя, вот она, выкатилась навстречу со стороны Балчуга.
– Тебя сколько можно ждать? - спросил Алеша. - Ты где была? Почему не на консультации?
Он помнил, что у нее послезавтра экзамен в МГУ, а она, видно, забыла: убить ее мало за это. Настя сделала вид, что наконец его заметила и что ей неприятно его встретить на остановке.
– Вынюхиваешь, как ищейка, - бросила с презрением. - Сколько раз просила: оставь меня в покое.
Начинался между ними обыкновенный безрадостный разговор, и чтобы удобнее его вести, Настя опустилась на скамейку.
– Тебе тут подарочков припас, - Алеша положил ей на колени желтую сумку. В том поединке, который они вели, оба все-таки придерживались определенных правил. Когда Алеша о чем-нибудь у нее спрашивал, он, разумеется, не рассчитывал на добрый ответ; но и Настя не предполагала, что он хоть косвенно прислушивается к ее мольбам. Она постепенно привыкла к тяжелой тайной мысли, что от этого страшного, наглого парня ей не избавиться вовеки.
– Я от чужих подарков не беру, - Настя брезгливо столкнула сумочку с колен, еле Алеша успел ее подхватить.
– Ты что?! Бутылку разобьешь!
Настя заинтересовалась:
– Какая бутылка?
– Виски. Для папы твоего.
Настя надолго задумалась, и он ее не торопил, дымил потихоньку в сторону.
– Мне в аптеку надо, - сказала Настя. - За мной потащишься?
– Провожу немного. Спешить-то мне некуда.
Возле аптеки Алеша заново сунулся с подарком. Открыл сумочку и достал духи. Настя с грустью понюхала горлышко флакона. У нее духов отродясь не было.
– Пойми, Алеша, - сказала наставительно. - Чего ты от меня добиваешься, я тебе не дам. Хоть ты весь земной шар упакуй в эту сумочку.
– Почему?
– Я же тебе говорила.
– Потому что я бандит?
– Нельзя любить человека, которого боишься.
– Считаешь себя добренькой, а сама какая?
– Какая?
– Придумала, что я бандит, и тешишься. Да я мухи за всю жизнь не обидел. Но пусть даже ты про меня так думаешь. Пусть. Пусть я животное, а ты святая.