Все его поведение выдавало мучительное сомнение, он решал для себя что-то важное.
— Нет, не могу… — наконец выдавил он из себя. — Не могу, ибо лишение себя жизни есть страшный грех. Чтобы не говорил отец настоятель, но в Библии написано…
— Слушай, перестань тут строить из себя божьего одуванчика, — Гоген терял терпение. — Мы вместо того, чтобы по магазинам прошвырнуться, проповеди слушаем. Колись, кто послал, пароли, явки и тогда мы убьем тебя быстро и ты транзитом попадешь в Рай, без растаможки.
— Гоген, — в разговор вмешался Нимруд. — Нужно уважать чужую религию.
— Да я что, я ничего…
— Убейте меня, только прошу Именем Господа, ничего не спрашивайте!
— Ну вот, пошла мелодрама, — Гоген заметно скучал. — Может, сломаем ему бот и поедем по своим делам? Будь это Инквизиция, он бы уже давно раскусил ампулу с ядом. А так, обычный сумасшедший с диагнозом: «Шпиономания».
Шпион вздохнул и достал изо рта прозрачную стеклянную ампулу.
— Я не могу, — еще раз повторил он. — Убейте меня!
— Ну а вот теперь, — Гоген был ошарашен, — поговорить все-таки придется.
— Кто вы, и что вам от нас нужно? — спросил Нимруд.
— Я отец Себастьян. Больше я вам ничего не скажу.
Не смотря на громкое заявление в лучших традиция партизанского движения, шпион начал говорить так быстро и много, что его пришлось останавливать, чтобы уточнять детали.
Из рассказа шпика следовало, что он служит некой организации, которая несет Свет истинной Веры людям. Его завербовали где-то на заштатной планете в десяти парсеках отсюда и предложили послужить вере не только молитвой, но и более реальными действиями. В то время отец Себастьян подрабатывал звонарем в небольшой церквушке и собирался принять постриг. Это была реабилитация после того, как его вчистую списали с флота за систематическое пьянство.
Его духовный наставник отговаривал его от этого шага. На его взгляд, не было святости и терпимости в суетливых вербовщиках, которые собирали священников, словно солдат. Но одна только мысль, что он снова сможет сесть за штурвал, затмевала разум, и отец Себастьян согласился.
С детства он был слабоволен. Чужое влияние всегда брало над ним верх. Слабоволие его граничило с откровенной трусостью. Его бы никогда не послали следить за Нимрудом, но больше послать было просто некого. Ему на скорую руку объяснили, как пользоваться оборудованием и, благословя, отправили на задание. Руководители были чем-то очень озабочены последние недели. Он не получал никаких заданий от них уже больше месяца, пока его не отправили в космопорт с изображением Нимруда. Там на него нашла какая-то блажь, он начал проповедовать и практически провалил задание.
Выслушав скорбную историю, Нимруд понял, что больше этот шпион ничего не знает. Или очень искусно скрывает правду за полуправдой. Однако мер воздействия в виде пыточных камер, которые широко использовались в Песчаном кластере, под рукой не было. Выжать из него что-либо, пугая несуществующим оружием, — невозможно. Единственное, что оставалось, это поломать ему бот и оставить здесь, чтобы не висел на хвосте.
— Я все рассказал, а теперь убейте меня!
«Опять, двадцать пять, вот неуемный», — подумал Нимруд.
— Перестань орать благим матом, — сказал он вслух. — Никто тебя убивать не будет, но, когда вернешься к своим хозяевам, скажи, что если это будет продолжаться, следующему шпиону я сверну голову и ничего меня не остановит.
— Я не могу вернуться. Меня убьют.
— Ну, ты же этого и хочешь последние десять минут.
— Разница в том, что они убьют меня очень медленно, и я тысячу раз пожалею, что не раскусил ампулу.
Ситуация выходила из-под контроля. Нимруд не мог понять, чем так заинтересовал Инквизицию, или как там она называлась.