И все же, встретившись с Горацией в Воксхолл-Гарденс неделей позже и увидев реакцию Летбриджа на призывный жест какой-то красавицы, она, поддавшись импульсу, произнесла:
– Увы, бедная Мария! Безнадежная это задача – соблазнить и заманить Роберта Летбриджа! Мы все пытались – и вес потерпели неудачу!
Горация ничего не ответила, но в ее взгляде, когда она посмотрела на Летбриджа, появилось задумчивое выражение.
– Дитя мое! – воскликнула миссис Молфри, когда наконец они остались наедине. – Остерегайся его – он очень дурной человек, моя дорогая! Умоляю, не вздумай в него влюбиться!
– В-влюбиться! – насмешливо сказала Горация. – Я хочу сыграть с ним в к – карты!
Летбридж присутствовал на балу у герцогини Квинсберри, но ни разу не подошел к ней. Это ее задело, но мысль о том, что причиной тому было присутствие Рула, даже не приходила ей в голову.
Но на вечере у леди Амелии Придхэм, прибыв туда в самый разгар веселья, он отдал ей предпочтение и так усердно за ней ухаживал, что Горация даже начала испытывать легкое беспокойство.
В отличие от молодых людей, пытавшихся обратить на себя внимание Горации всеми доступными им способами, его светлость старался привлечь ее к себе изысканным обхождением и в результате очень скоро увлек ее в игровую комнату. Соблазн был настолько велик, что любой женщине вполне могло бы прийти в голову задумать разорить его. К тому же вечер не удался.
Было почти половина пятого, когда Горация собиралась сесть в свою карету: в тот вечер ее ждали на ужин дома, затем ей надлежало отправиться в оперу. Она чувствовала, что провела день отвратительно.
Грозный рокот раздался в тот момент, когда она садилась в карету, и мисс Лейн принялась упрашивать ее остаться, пока не пройдет гроза. Кучер был слегка удивлен, получив приказ ее светлости поторопить лошадей, поскольку она чудовищно опаздывает. Он покорно дотронулся до края шляпы и стал размышлять о том, что бы сказал милорд, если бы до него дошли слухи, что его жена въезжает в город галопом.
Итак, карета стремительно неслась в восточном направлении, но вспышка молнии испугала одну из лошадей, и кучеру пришлось сбавить темп. Ему удалось сделать это с трудом, поскольку пристяжные не привыкли к резкой смене аллюра.
Дождя еще не было, но молнии сверкали одна за другой, а далекие раскаты грома превратились в непрерывный гул. Тяжелые тучи заслонили солнце, и кучер думал лишь о том, как бы поскорее миновать заставу Найтсбридж.
Но недалеко от гостиного двора Хафвэй-Хаус, расположенного между Найтсбриджем и Кенсингтоном, путники увидели группу всадников из четырех человек, скрывавшихся за деревьями. При неясном свете их было трудно разглядеть как следует.
Кучер хлестнул лошадей, надеясь проскочить опасный участок, и посоветовал сидящему рядом груму приготовить мушкет.
Тревожно вглядываясь в даль, кучер понял, что не зря захватил с собой оружие, хотя обычно подобные поездки не требовали таких мер предосторожности. Стараясь держаться обочины дороги, он пытался убедить себя в том, что ни один разбойник не дерзнет здесь появиться.
– Они укрываются от дождя, вот и все! – пробурчал он и добавил совсем не к месту: – Видел пару повешенных возле Тайберна как-то раз. Ограбили почту Oортсмута. Отчаянные были ребята.
Они находились уже на расстоянии выстрела от таинственных незнакомцев, когда, к их отчаянию, всадники перегородили дорогу.
Кучер тихо ругался, но, будучи человеком смелым, начал нахлестывать своих лошадей, не теряя надежды прорваться. Пуля, просвистевшая рядом с его головой, заставила его пригнуться, и в тот же миг грум, бледный от страха, изо всех сил натянул поводья.
Лошади свернули с дороги и бросились в лес, и, пока кучер с грумом старались поймать поводья, двое закутанных в плащи из грубой ворсистой ткани головорезов в масках подъехали и схватили за уздечку головных лошадей. Экипаж остановился.