Но вскоре он успокоился, увидев, что, хотя Рыжик и Черногривка живо интересовались пасущимися дикарями, призывно ржали, завидев очередной табун, но освободиться от всадников не пытались.
– Да их и не приняли бы в табун, – объяснил Пардусу Странник. – Они здесь чужаки. А может, – добавил он, подумав, – не принял бы и свой. От них теперь пахнет человеком…
Степь становилась все ровнее, а травы все ниже. Чаще стали встречаться пролысины с выгоревшей травой или покрытые растрескавшейся глиной. Здесь травы не было совсем. Редко попадались и ручьи, и воды в них было совсем мало. А в немногочисленных озерах вода была или солоноватой, или совсем соленой. Здесь дичи водилось заметно меньше, и путники питались копченым мясом.
Иногда налетал ветер и поднимал в воздух тучи серой пыли. Она противно скрипела на зубах, забивала ноздри, от нее болели и слезились глаза.
– Плохие места, – ворчал Пардус, – ни воды, ни еды. И жарко…
– Потерпи, – говорил Странник. – Скоро кончатся.
И действительно, скоро степь снова зазеленела. Ручьи и небольшие речушки стали попадаться на каждом шагу; вода в них была жестковатой, но зато в изобилии. Люди и лошади приободрились. А еще через несколько дней Странник остановил коня и указал Пардусу на точку, видневшуюся на отдаленном холме.
– Сторожевой Тигра, – сказал он. – Скоро они будут здесь. Пардус увидел, как в лучах заходящего солнца засверкали бронзовые наконечники копий.
– Сиди и не двигайся, – сказал Странник Пардусу, слезая с Чсрногривки и удобно располагаясь у ее ног. – Они уже окружили нас, и луки их натянуты.
Он быстро развел костер, сел лицом к костру, ссутулившись, и, казалось, задремал, вглядываясь в огонь. Потом, не распрямляясь и не поднимая головы, вдруг прокричал несколько гортанных слов, и Пардус увидел, как темные фигуры отдалились от границы света и тени и исчезли в темноте. А потом далеко-далеко в степи появилось светлое пятнышко. Оно росло, распадаясь на световые точки, приближаясь к костру. Точки превратились в факелы, роняющие искры, которые освещали всадников, морды коней. Наконец к костру подъехали и остановились по другую сторону от сидящих шестеро всадников на разномастных конях и седьмой на снежно-белом, с розовыми ноздрями жеребце. Шестеро остались сидеть на конях, а седьмой, широкоплечий, приземистый, соскочил с коня, перевернувшись в воздухе прямо над костром, и уселся рядом со Странником. Как и другие всадники, он был одет в короткие кожаные штаны, остроносые кожаные туфли и кожаную куртку-безрукавку. Но в отличие от других всадников куртка его была расшита цветной шерстью, а смуглые обнаженные руки унизаны бронзовыми браслетами. Он обменялся несколькими фразами со Странником и замолчал, слушая, подперев ладонью массивный подбородок, время от времени прерывая собеседника несколькими словами.
– Я рассказал ему зимой, – объяснил Странник Пардусу, – как на меня напали недалеко от вашего стойбища. Он говорит, что это были шакалы, которые ушли из племени и живут разбоем. Он говорит, что теперь они воруют скот у степных племен, но на людей еще не нападали. Он говорит, что нападать на торгового человека – это хуже, чем на простого человека, что торговые люди связывают племена и приносят новости. Тигр – мудрый человек, он много пожил, – добавил Странник задумчиво, и Пардус удивился: смуглое, скуластое, неподвижное лицо Тигра казалось совсем молодым. – Он приглашает нас завтра поохотиться вместе на шакалов, – продолжал Странник. – Он говорит, что шакал, хлебнувший человеческой крови, – это опасный шакал.
Выехали на охоту под утро. Белый туман стелился над степью, и казалось, всадники и лошади плывут над ней, тем более что отсыревшая трава гасила звуки.