Потом, подталкивая сержанта Монкорне к двери, сказал:
— Скоро, скоро, дорогой мой, мы выпьем за здоровье твоего пленника!
Как только сержант ушел, Фавар, сгорая от желания узнать все новости о доме, набросился на солдата с тревожными вопросами:
— Как жена?
— Очень хорошо!
— А Фанфан?
— Спасен! Но не будем терять времени на бесполезные разговоры! Сейчас надо действовать быстро!
Он поспешно снял корочку, венчавшую гигантский пирог, и извлек из середины чуда кулинарного искусства кинжал, пистолет, напильник и свернутую в кольцо веревку с узлами.
Увидев эти предметы, столь разнообразные и столь неожиданные, Фавар, на мгновение забыв о своем трагическом положении, разразился громким хохотом.
— В чем дело? Что это вас так разбирает? — обиженно спросил Бравый Вояка.
— Дорогой мой, — ответил Фавар, громко хлопая его по плечу, — если бы ты был драматургом, я бы тебе сказал, что ты сочинил великолепную сцену комического появления. Но, поскольку ты просто солдат с добрым сердцем, я скажу тебе, что весь этот устрашающий инвентарь не может мне помочь.
— Почему же?
— Потому что я не хочу еще ухудшить свое положение бегством.
— Не понимаю! — пробурчал ветеран, сбитый с толку.
— Ты не понимаешь, что этот проклятый маршал Саксонский, который добился того, что меня засадили в тюрьму, если я удеру, направит по моим следам всю жандармерию королевства и, когда меня поймают, сможет просто вздернуть меня на виселице!
— Да это вовсе не маршал, а Люрбек вас засадил сюда! — разразился возмущенный Бравый Вояка.
— Что ты говоришь? — закричал Фавар, падая, наконец, с облаков.
— Правду, как всегда! Ведь это проклятый датчанин выпросил у короля секретный приказ и собственноручно вручил его лейтенанту полиции в Версале!
— Кто тебе сказал?
— Солдаты, которых я расспрашивал сам и которые видели, как вас арестовывают.
— Вот так как!
— Люрбек — это ясно, как на ладони, — хотел избавиться от вас, как от свидетеля, которого иначе вызвали бы в суд, и вы, конечно, рассказали бы все, как было, и раскрыли бы его роль в деле Фанфана! А кроме того, между нами говоря, я уверен, что и он тоже здорово влюблен в вашу жену.
— В этом-то и я уверен! — прорычал Фавар. — Так это он! Ах, негодяй, ах, бандит… — Тут он подскочил, сделал па из гавота, повернулся кругом и, схватив старого солдата за пуговицу, вскричал, внезапно очень обрадовавшись: — Бравый Вояка, старикан, теперь я знаю средство выбраться отсюда!
Драматург отодвинул пирог или, скорее, арсенал, принесенный солдатом, и уселся за стол. Он взял листок бумаги и принялся писать письмо, которое Бравый Вояка прочел, глядя из-за его плеча:
«Господину Маршалу Саксонскому.
Умоляю Вас, Ваше Превосходительство, помочь мне выйти из тюрьмы Фор ль'Эвек! Один подлый человек добился моего ареста лишь для того, чтобы беспрепятственно обхаживать мою жену… «
— Что вы тут ему рассказываете? — спросил Бравый Вояка.
— Правду! — отрезал Фавар, имитируя торжественную интонацию старого солдата.
»…Не сомневаюсь, — продолжал писать мудрый драматург, — что Ваше Превосходительство, которое так благожелательно к нам, удостоит нас внимания и вмешается в дело немедля, чтобы положить конец столь несправедливому аресту.
Благоволите принять, господин Маршал, выражение почтения и бесконечной благодарности Вашего смиренного и покорного слуги.
Фавар».
— Вот! — воскликнул он, запечатывая письмо. — Эти несколько слов стоят больше, чем все напильники, кинжалы, пистолеты и веревки вместе взятые.
Бравый Вояка, все больше приходя в недоумение, проговорил:
— Ничего не понимаю!
Фавар поднял голос:
— Ты что, не знаешь, что маршал до безумия влюблен в мою жену? Когда он увидит, что кто-то другой смеет охотиться на землях, которые он наметил для себя, у него непременно возникнет одна идея: освободить меня, чтобы я мог убрать браконьера! А в этот момент я уж постараюсь отделаться от обоих воздыхателей! Но нужно спешить, я уже слышу, как добрый Монкорне нервничает в коридоре. Ты сейчас же отвезешь это письмо в Шамбор. Маршал будет страшно зол на Люрбека и вмешается в дело в мою пользу.