— А ко всему этому он еще здорово обращается с саблей и шпагой! — сказал он с гордостью. — Он — мой ученик, и клянусь, что его будущему командиру не придется потеть с таким рекрутом! Можешь, не сомневаясь, дать ему подорожную прямо на королевский двор! Роста он небольшого, это правда, но держу пари на десять экю против одного стакана водки, что он получит первые нашивки еще до Тринитэ.
— Идет, дружище! Верь Ля-Рамэ, я обещаю тебе, что, как только я увижусь в части с корнетом по набору, я добьюсь, чтобы его зачислили в гвардию, чего бы это мне ни стоило. Хотя, возможно, что росту у него и маловато. Но пусть он проедется верхом у всех на глазах!
Бравый Вояка крепко пожал руку спешившемуся Фанфану и сказал:
— Подписывай, мальчик, не сомневайся! Это — совет твоего старого учителя. Тебе здорово повезло: пойдешь служить в лучшие части французской армии!
Подумай: когда Перетта увидит тебя в мундире с красными отворотами, с серебряными галунами и с золотыми пуговицами, в лосинах, в сапогах из мягкой кожи, в треуголке с белой кокардой — можешь не сомневаться, что она, как говорят в песне, «сломает замки и решетки», чтобы быть с тобой!
Все вернулись в корчму, и Фанфан без колебаний поставил свою подпись внизу подорожной, которую вербовщик держал наготове на столе.
Ля-Рамэ в ликовании объявил всеобщий пир.
— Сегодня угощает король! — с воодушевлением провозгласил он. Бокалы зазвенели… Все чокались с Фанфаном, пили за его успехи, и скоро в зале, дымной от табака, поднялся невообразимый шум.
В это время крестьяне возвращались с полей домой. Упряжки быков медленно шли к стойлам. Церковный колокол мелодично вызванивал «Анжелюс». Вновь пришедшие, привлеченные необычайным шумом, садились за столы, расхваливая Фанфана и одобряя его поступление на военную службу. А сержант, понимая, что уже никто больше не появится, собирался двигаться дальше, в Лазье, где его отряд должен был соединиться с другими новобранцами.
Фанфан поспешно распрощался со своими хозяевами. Фермерша собрала и дала ему узелок с вещами, а фермер повесил на шею мешок с провизией на дорогу. Служанки принесли полевые цветы и прикрепили их к его шляпе. Юноша растроганно пожимал всем руки, не без волнения покидая места, где вырос и где знавал и огорчения, и счастливые часы. Выходя из хутора, он тепло пожелал благополучия всем своим сотоварищам. Затем, сделав крюк, бегом направился на кладбище, где покоились его приемные родители. Он стал на колени у могильного камня, почти заросшего травой, и помолился за тех, кто приютил его и сделал ему так много добра. По загорелым щекам его катились слезы… Фанфан смахнул их и вышел из кладбищенской ограды.
Его мучило одно, самое пылкое желание: еще раз увидеть свою любимую. Но перед домом бдительно караулил Магю: он не любил военных и понимал, что происходит.
Вблизи послышалась мелодия марша. Расстроенный Фанфан ускорил шаг. Его старый учитель принял его в объятия и расцеловал на прощанье. Прозвучала команда. Пришлось присоединиться к отряду. И Фанфан, подавив вздох, двинулся дальше вместе со всеми.
Но в ту минуту, когда отряд новобранцев проходил мимо церкви, Перетту охватило предчувствие, что она увидит Фанфана. Несмотря на строгий запрет матери, она распахнула окно, выходящее на улицу, и увидела Фанфана, который строевым шагом уходил из села в облаке пыли, сопровождаемый военным маршем. Она изо всех сил закричала:
— Фанфан!
Юноша обернулся и тихо сказал:
— Перетта! Моя любимая!
— Не уходи, Фанфан!
— Держись! Я вернусь! — крикнул в ответ новобранец.
Разъяренный Магю пытался оттащить дочь от окна, но напрасно.
Рекруты, не прекращая песни, замахали ей руками, а Фанфан успел послать прощальный воздушный поцелуй.
В этот час солнце склонялось к западу.