Но, по правде говоря, я сошла с ума, вот в чем дело.
— Так вас, должно быть, заразили этой болезнью те, кого свели с ума вы сами?
— Берегитесь! Мне надоели ваши любезности, потому что они неискренни.
— Графиня, графиня! Я начинаю думать, что вы не с ума сошли, а просто неблагодарны.
— Нет, я — не сумасшедшая, не неблагодарная, я…
— Кто же вы?
— Я разгневана, господин герцог!
— В самом деле…
— Вас это удивляет?
— Нисколько, графиня. Клянусь честью, есть от чего разгневаться!
— Вот именно это меня в вас и возмущает.
— Неужели есть что-то такое, что может вас во мне возмутить, графиня?
— Да.
— Что же это? Я уже довольно стар, однако я готов приложить любые усилия для того, чтобы вам понравиться.
— Да вы просто не знаете, о чем идет речь, маршал.
— Ошибаетесь, мне это известно.
— Вы знаете, что меня раздражает?
— Разумеется: Замор разбил китайский фонтан. Едва уловимая улыбка промелькнула на губах молодой женщины, однако Замор, почувствовав себя виноватым, униженно склонил голову, словно небо затянуло тучей, полной пощечин и щелчков.
— Да, — со вздохом проговорила графиня, — да, герцог, вы угадали: причина именно эта, вы действительно тонкий политик.
— Мне всегда это говорили, графиня, — скромно отвечал де Ришелье.
— А я и так это вижу, герцог. Вы сразу определили причину, отчего я не в духе: это восхитительно!
— Ну и прекрасно. Однако это еще не все.
— Неужели?
— Да, я догадываюсь, что есть еще кое-что…
— Вы так думаете?
— Да.
— А о чем вы догадываетесь?
— Мне кажется, вы ждали вчера вечером его величество.
— Где?
— Здесь.
— Что же дальше?
— Его величество не пришел.
Графиня покраснела и приподнялась на локте.
— Ax, ax! — прошептала она.
— А ведь я приехал из Парижа, — продолжал герцог.
— Ну и что же?
— А то, что я мог ничего не знать о том, что произошло в Версале, черт побери! Однако…
— Герцог, милый герцог, вы сегодня чересчур сдержанны. Какого черта! Раз уж начали — договаривайте. Или не надо было начинать.
— Вольно вам говорить, графиня! Дайте мне хотя бы передохнуть. Так на чем я остановился?
— Вы остановились на… «однако».
— Да, верно. Однако я не только знаю, что его величество не пришел, но и догадываюсь, почему не пришел.
— Герцог! Я всегда думала, что вы колдун. Мне недоставало лишь доказательства.
— Сейчас я вам представлю и доказательство. Графиня, уделявшая беседе значительно больше внимания, чем ей хотелось это показать, оставила в покое голову Замора, волосы которого она перебирала своими белыми изящными пальчиками.
— Представьте, герцог, представьте, — сказала она.
— В присутствии господина дворецкого? — спросил герцог.
— Ступайте. Замор, — приказала графиня негритенку. Обезумев от радости, он одним прыжком выскочил из будуара в приемную.
— Прекрасно! — прошептал Ришелье. — Должен ли я все вам говорить, графиня?
— Чем вам помешала эта обезьяна — Замор, герцог?
— Сказать по правде, меня кто угодно смущает.
— Кто угодно — это я понимаю, но разве Замор — кто угодно?
— Замор — не слепой, не глухой, не немой. Значит, он тоже — «кто угодно». «Кто угодно» для меня — тот, у кого такие же, как у меня, глаза, уши, язык; значит, он может увидеть то, что я делаю, услышать или повторить то, что я говорю; одним словом, этот «кто-то» может меня выдать. Итак, изложив свою теорию, я продолжаю.
— Да, герцог, продолжайте, доставьте мне удовольствие.
— Не думаю, что это будет удовольствием, графиня. Впрочем, неважно, я должен продолжать. Итак, король посетил вчера Трианон.
— Малый или Большой?
— Малый. Ее высочество держала его под руку.