— Ваше сиятельство! — воскликнул де Жюсье. — Вы — здесь! Какой приятный сюрприз!
— Здравствуйте, дорогой ботаник! — любезно отвечала одна из дам с поистине королевской непринужденностью.
— Позвольте вам представить господина Руссо, — проговорил Жюсье, беря философа за руку, в которой он держал хлеб.
Жильбер увидел и узнал обеих дам. Он широко раскрыл глаза и, смертельно побледнев, стал поглядывать на окно павильона, соображая, как бы удрать.
— Здравствуйте, юный философ! — обратилась другая дама к растерянному Жильберу и легонько ударила его по щеке тремя розовыми пальчиками.
Руссо все видел и слышал. Он едва не задохнулся от злости: его ученик знал обеих богинь, и они его тоже знали.
Жильбер был близок к обмороку.
— Вы не узнаете ее сиятельство? — спросил Жюсье, обратившись к Руссо.
— Нет, — оторопев, отвечал Руссо, — мы встречаемся впервые, как мне кажется.
— Графиня Дю Барри, — представил Жюсье.
Руссо подскочил, словно ступил на раскаленное железо.
— Графиня Дю Барри! — вскричал он.
— Она самая, сударь, — как нельзя более любезно отвечала молодая женщина, — я очень рада, что принимаю у себя и вижу одного из самых прославленных мыслителей наших дней.
— Графиня Дю Барри! — повторил Руссо, не замечая, что его удивление становилось оскорбительным… — Так это она! И павильон, вне всякого сомнения, принадлежит ей? Так вот кто меня угощает?
— Вы угадали, дорогой философ, это она и ее сестра, — продолжал Жюсье, почувствовав себя неловко, так как предвидел бурю.
— И ее сестра знакома с Жильбером?
— Теснейшим образом, сударь! — вмешалась мадмуазель Шон с дерзостью, не считавшейся ни с расположением духа королей, ни с причудами философов.
Жильбер искал глазами нору пошире, куда можно было бы спрятаться, — так грозно заблистал взгляд Руссо.
— Теснейшим образом?.. — повторил старик. — Жильбер теснейшим образом знаком с сударыней, а я ничего об этом не знал? Меня, стало быть, предали, надо мной посмеялись?
Шон и ее сестра насмешливо переглянулись. Де Жюсье разорвал кружевную салфетку, стоившую не меньше пятидесяти луидоров.
Жильбер умоляюще сложил руки, то ли прося Шон замолчать, то ли заклиная Руссо разговаривать с нею повежливее.
Но замолчал Руссо, а Шон продолжала говорить.
— Да, — сказала она, — мы с Жильбером — старые знакомые. Он был моим гостем, не правда ли, малыш?.. Неужели ты настолько неблагодарен, что позабыл угощения в Люсьенн и в Версале?
Эта подробность оказалась последним ударом: Руссо выбросил руки вперед, а затем уронил их.
— Ага! Это правда, несчастный? — спросил он, искоса глядя на молодого человека.
— Господин Руссо… — начал было Жильбер.
— Ну вот, можно подумать, что ты раскаиваешься в том, что был мною обласкан! — продолжала Шон. — Я не зря подозревала тебя в неблагодарности.
— Мадмуазель!.. — умоляюще воскликнул Жильбер.
— Малыш! — подхватила Дю Барри. — Возвращайся в Люсьенн. Угощения и Замор ждут тебя… И хотя ты ушел оттуда довольно необычно, ты будешь хорошо принят.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, — сухо возразил Жильбер, — но когда я откуда-нибудь ухожу, это значит, что мне там не нравится.
— Зачем же отказываться от такого предложения? — ядовито перебил его Руссо. — Вы вкусили роскоши, дорогой мой Жильбер, возвращайтесь к ней.
— Сударь, клянусь вам…
— Идите! Идите! Я не люблю тех, кто служит и нашим, и вашим.
— Вы меня даже не выслушали, господин Руссо.
— Довольно я наслушался.
— Да ведь я же сбежал из Люсьенн, где меня держали взаперти!
— Это уловка! Я знаю, на что способна человеческая хитрость!
— Но ведь я отдал предпочтение вам, я выбрал вас своим хозяином, защитником, покровителем.