Но даже если множество юных красавцев-весельчаков с медицинскими дипломами станут просить моей руки, я все равно предпочту всем врачам в мире одного пехотного капитана, который несет всякую чушь и никак не может остановиться. А если ты считаешь, что таким дурацким образом предложил мне руку и сердце и этого вполне довольно, то я, признаться, хотела бы услышать предложение, облеченное в более романтическую форму.
Валентину ничего не оставалось, как добавить к своим словам изрядную долю романтики, и после долгих поцелуев Аня наконец прошептала:
– Послушай, мне в голову пришла одна мысль – я тоже пойду с тобой на фронт, сестрой милосердия. Я ведь училась на сестринских курсах. Надеюсь, командование не будет чинить препятствий и отправит меня именно в тот полк, где служили и мой покойный, и мой здравствующий мужья.
Валентин вздрогнул и горячо заговорил о том, что никак не может одобрить подобное решение. Ведь Аня не знает, что такое война! Это только в статьях фронтовых корреспондентов боевые действия кажутся захватывающим приключением, а на деле – это кровь, грязь и постоянная, выматывающая душу близость своей и чужой смерти…
Причем чужая смерть даже страшнее, чем собственная. Когда твой друг у тебя на глазах превращается в разорванный снарядом труп; когда ты слышишь стоны людей, умирающих в страшных мучениях и умоляющих, чтобы их пристрелили; когда в атаку приходится бежать по телам убитых, а в голове бьется одна мысль – нужно уничтожить как можно больше немцев, превратившихся в обезличенную, лишенную человеческих черт серую толпу противников, бегущую навстречу русским цепям со штыками наперевес… Разве женщине место в этом аду?
Говорил он долго, веско, приводя все новые и новые аргументы…
Аня слушала внимательно, но, похоже, придерживалась прежнего решения.
– Знаешь, – тихо сказала она наконец, – в свое время мой дед, тот самый, что похоронен здесь в парке, вон там, за деревьями видно его надгробие, так вот, дед отправился на Балканскую войну, а бабушка решилась его сопровождать. А война с турками – тоже дело не из легких, даже если судить по картинам побывавшего там Верещагина. И кровь, и грязь, и смерть, и нечеловеческая жестокость, и все ужасы войны были налицо, вот разве что газовыми атаками тогда еще не баловались. Так вот, дед написал в своем прощальном письме о решении жены отправиться в действующую армию вместе с ним: «Одобрить этого не могу, но и воспрепятствовать сил не имею. Предадимся в руки Божий, лишь Он властитель наших судеб». Ты не находишь, что только так и следует поступать, если ты сам не в силах кому-либо что-либо запретить?
Какое-то время они посидели молча, шевеля веткой угольки в костре, потом Валентин тихонько напел строфу известного романса на стихи Соловьева:
Смерть и Время царят на земле, -
Ты владыками их не зови;
Всё, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.
– Зачем думать о плохом? – снова заговорила Аня. – Война когда-нибудь кончится.
– Боюсь, это случится не скоро, – горько возразил Валентин.
– Ну и пусть! Пусть не в этом году, пусть в шестнадцатом, пусть даже в семнадцатом! Ничто не длится вечно. Мы подождем, все равно ведь ничего другого не остается. Зато представь, какая прекрасная мирная жизнь тогда наступит. Мы отдали так много крови, так много молодых жизней, что заслужили мир и покой!
– Мир и покой… Честно говоря, не знаю, чем я тогда займусь, – пожал плечами Валентин. – Я устал от войны, но, с другой стороны, вся моя жизнь прошла в армии. Как мальчишкой надел юнкерский мундир, так и тяну свою пехотную лямку. И никакой другой жизни я просто не знал.
– Тем более тебе будет интересно пожить как-то иначе. Благодаря наследству пращура мы сможем позволить себе все что угодно.