В декабре 1693 г. Чамберлейн предложил палате общин свой проект во всей его голой нелепости и просил быть выслушанным палатой. Он смело обещался давать 8000 фунтов под залог всякого поместья, дающего 150 фунтов дохода, влагаемого, как он выражался, в его банк, оставляя при этом владельца хозяином поместья. Каждый сквайр в палате должен был знать, что поместье, дающее 150 фунтов дохода, едва-едва может найти себе покупщика за 3000 фунтов. Каким же образом, не продавая этого поместья, можно получить за него 8000 фунтов? Кажется, самому невежественному псовому охотнику легко было бы понять, что это нелепица. Но нужда в деньгах и вражда к правительству делала сельских джентльменов легковерными. Они вытребовали, чтобы назначена была комиссия для рассмотрения проекта Чамберлейна, и комиссия представила доклад, что проект удобоисполним и выгоден для нации. Но между тем серьезные доводы и насмешки уже стали оказывать свою силу и над невежественнейшими сельскими джентльменами палаты. Доклад был оставлен без внимания, и страна избавилась от бедствия, сравнительно с которым Ланденское поражение и гибель смирнского флота были бы неважны.
Но не все прожектеры того богатого проектами времени были так сумасбродны, как Чамберлейн. В числе их был Уилльям Петерсон, проницательный, если не всегда осторожный, мыслитель. Из его прежней жизни мы знаем почти только то, что он был шотландец и некоторое время жил в Вест-Индии. Он был миссионером, по словам его друзей, флибустьером, по словам врагов. Судя по всему, природа дала ему избирательный ум, пылкий характер и большую способность внушать свои убеждения другим; а где-то в своей страннической жизни он превосходно изучил бухгалтерию.
В 1691 г. он представил правительству проект национального банка; проект был хорошо принят и государственными людьми, и негоциантами. Но прошло два-три года, и все еще ничего не было сделано до весны 1694 г., когда явилась необходимость найти какой-нибудь новый источник для покрытия расходов. Тогда Монтегю серьезно взялся за проект бедного и безвестного шотландского авантюриста. Ближайшим помощником Монтегю был Майкл Годфри, брат сэра Эдмондсбери Годфри, печальная и загадочная смерть которого произвела за 15 лет до того страшный взрыв народных страстей. Майкл Годфри был один из умнейших, честнейших и богатейших торговых князей Лондона. Он, как и следует ожидать по его родству с мучеником протестантов, был усердный виг. Его сочинения, дошедшие до нас, показывают в нем человека с сильным и светлым умом.
Монтегю и Годфри стали горячо хлопотать об осуществлении проекта Петерсона, Монтегю – в палате общин, Годфри – в Сити. При комитетском рассмотрении бюджета доходов палата одобрила проект, и в нее внесен был билль, заглавие которого послужило источником для множества сарказмов. И точно, нелегко было отгадать, что "Билль об учреждении новой пошлины с корабельных грузов в обеспечение тех лиц, которые дадут в заем суммы, потребные для ведения настоящей войны", что это билль, создающий величайшее из всех когда-либо существовавших коммерческих учреждений.
Билль говорил, что правительство займет 1 200 000 фунтов под 8%, – проценты, считавшиеся тогда умеренными. Чтобы привлечь капиталистов быстро дать деньги на условиях, столь выгодных для нации, заимодавцам дается право составить корпорацию, которая будет называться "Управляющий и Компания Английского Банка". Эта корпорация не будет иметь никакой привилегии и не будет иметь права вести какие бы то ни было коммерческие обороты, кроме торговли векселями, звонкой монетой и драгоценными металлами и просроченными кредитными бумагами.
Когда публика узнала об этом намерении, началась бумажная война, не уступавшая яростью полемике между присягнувшими и неприсяжниками или между Старой и Новой Ост-Индскими компаниями. Прожектеры, планы которых не были приняты правительством, набросились как бешеные на своего более счастливого товарища. Все серебряки и ростовщики подняли яростный вопль. Недовольные тории предрекали погибель престолу. Замечательно, что банки и короли никогда не уживались вместе, говорили они. Банки – республиканское учреждение. Венеция, Генуя, Амстердам, Гамбург имеют цветущие банки; но кто когда слыхивал о французском или испанском банке? Недовольные виги, наоборот, предрекали погибель свободе. Банк – это такое орудие тирании, которое страшнее всякой Верховной комиссии, Звездной палаты, страшнее даже 50 000 солдат Кромвелля, говорили они. Все богатство нации будет в руках "Грузового банка" (Tonnage Bank) – так тогда называли его в насмешку, – а "Грузовой банк" будет в руках короля. Власть над бюджетом, эта великая гарантия всех прав англичанина, перейдет от палаты общин к управляющему и директорам новой компании. Эта последняя мысль, действительно, заслуживала внимания, и сами составители проекта признавались в том. Поэтому очень благоразумно была прибавлена к биллю статья, запрещавшая банку давать ссуды короне без решения парламента; за нарушение этого спасительного правила постановлялся штраф в три раза больше суммы, данной в заем, и определялось, что король не может простить банку нисколько из этого штрафа.
С этим исправлением билль прошел через палату общин легче, чем следовало ждать, судя по горячей полемике его противников. Но парламент действовал по внушению необходимости. Нужно было достать деньги, и не было другого средства достать их. Нам неизвестен ход совещаний во время комитетского заседания палаты; но во время формального заседания не было ни одного раздела голосов.
Однако ж, и перешед в верхнюю палату, билль еще мог встретить задержку. Некоторые из лордов предполагали, что национальный банк придуман с целью усилить класс капиталистов на счет класса землевладельцев. Другие находили, что каков бы ни был сам по себе этот проект, палата общин не должна была представлять его палате пэров в форме денежного билля. Полезно ли создавать корпорацию, которая раньше или позже может приобрести владычество над всем торговым миром, и какое устройство дать ей – это вопросы, которые должны быть решены не одной палатой общин, говорили они. Палата пэров также не должна иметь полную свободу рассмотреть все подробности предложенного плана, предлагать изменения в нем, просить конференций. Потому палата общин сделала очень дурно, прислав палате пэров билль об учреждении банка в форме билля, дающего деньги короне. Якобиты надеялись, что сессия кончится ссорой между палатами, что билль о банке будет отвергнут и что Вильгельм останется без денег для похода. По новому стилю был уже май месяц. Лондонский сезон кончился; многие аристократические семейства уже уехали с Ковент-Гардена и Сохо-Сквер в свои поместья. Но были разосланы приглашения уехавшим пэрам возвратиться; они быстро приехали; опустевшие скамьи снова наполнились; заседания начинались чрезвычайно рано, оканчивались чрезвычайно поздно. Когда билль рассматривался в комитетском заседании, прения шли без всякого перерыва с 9 часов утра до 6 вечера. Председательское место занимал Годольфин. Ноттингам и Рочестер предлагали вычеркнуть все статьи, относившиеся к банку. Было говорено об опасности учреждать такую гигантскую корпорацию, которая скоро может стать сильнее короля и парламента. Но, кажется, всего больше действовали на пэров те опасения, которыми грозили им как землевладельцам. Противники билля говорили, что банк учреждается с целью обогатить ростовщиков на счет аристократии и джентльменов: люди, у которых есть свободные деньги, найдут теперь более удобным вносить их в банк, чем отдавать под залог земель за умеренные проценты. Кермартен не говорил ничего или почти ничего в защиту билля, и это естественно, потому что билль был делом его соперников и врагов. Он согласился, что есть важные неудобства в средстве, выбранном палатой общин для покрытия расходов наступившего года; но неужели господа пэры станут изменять денежный билль? Говорил он. Неужели они вступят в борьбу, которая должна кончиться тем, что они принуждены будут уступить или принять на себя тяжелую ответственность за беззащитность Английского канала [Ла-Манша], который останется летом без флота? Эти доводы восторжествовали, и при разделе голосов изменение было отвергнуто большинством 43 против 31. Через несколько часов билль получил королевское согласие, и в заседаниях парламента был объявлен перерыв.