Вильямс без конца повторял слово "плодородие". По его утверждению: "Плодородие - существенный признак почвы... Понятия о почве и её плодородии неразделимы. Плодородие - существенное свойство, качественный признак почвы, независимо от степени его количественного проявления"
(с. 35).
Но это определение ложно. В самом деле, если плодородие существует, то как его измерить? Другого способа исчисления плодородия, кроме учёта урожая растений, просто не придумано! А это означает, что плодородие - свойство не почвы, а растения. Вообще-то, об этом свидетельствует и само русское слово "плодородие": именно растения "рождают" плоды, и никто другой. В переносном смысле слово "плод" может относиться к животным и людям, но чтоб к почве?! Она никаких плодов не даёт.
Действительно, какая из почв "плодороднее": чернозём, торфяник или солончак? Смотря для какого растения! Пшеница даст хороший урожай на чернозёме, но на торфяном болоте погибнет от повышенной кислотности и переувлажнения, а на солончаке - от избытка солей и нехватки влаги. Но клюква и солянка другого мнения. Клюква признает "плодородным" торф, а на чернозёме погибнет почти так же быстро, как и на солончаке. А для солянки ничего "плодороднее" солончака и придумать нельзя.
Человек уже около 12 тысяч лет выращивает злаки и привык смотреть на "плодородие" со "злаковой" точки зрения. Но такому наивному взгляду, вполне простительному для необразованных крестьян прошлых веков, не место
в науке. К сожалению, некоторые наши учебники до сих пор повторяют виль-ямсовское пустословие насчёт "плодородия почв" и компостируют мозги уже нынешнему поколению студентов. К слову, известный немецкий учёный Гюн-тер Кант советовал заменить понятие "плодородие почвы" понятием "здоровье почвы"1. И против этого трудно возразить.
Итак, мы убедились, что г-н Паршев похвалил Вильямса за то, что последний заботился о повышении мнимой величины ("плодородия почвы"). Но и этой сомнительной похвалы "народный академик" никоим образом не заслуживает.
Здесь стоит остановиться на единственном заметном различии, которое существовало между Вильямсом и Лысенко. Создатель "мичуринской биологии" с самого начала своей блистательной карьеры занялся более выгодной и безопасной лженаукой и к настоящей науке никакого отношения не имел. Иное дело - Вильямс, большая часть жизни которого прошла до революции. Его работы 1890-1900-х годов находились в рамках науки, хотя и не на её передовом крае. Вильямс деградировал до лжеучёного лишь при тоталитарном сталинском режиме. Но понимание того, что представляет собой подлинная наука, у Вильямса всё же наличествовало. Более того, всячески принижая и оплёвывая крупнейших русских учёных своего времени (К.Д. Глинку, К.К. Гедройца, Д.Н. Прянишникова, Н.М. Тулайкова2), этот сын переселившегося в Россию американца до конца своих дней сохранял известное уважение к западной науке и кое-что оттуда заимствовал. В первую очередь - травопольные севообороты.
"ТРАВОПОЛЬНАЯ СИСТЕМА"
1 Кант Г. Биологическое растениеводство: возможности биологических агросистем / пер. с нем. С.О. Эбель. М.: Агропромиздат, 1988. С. 8. 2 Арест Тулайкова, погибшего в ходе сталинских репрессий, по крайней мере, отчасти на совести Вильямса, который многократно публично обвинял этого крупнейшего специалиста по земледелию в засушливых районах во "вредительстве". Вместе с Тулайковым посадили и многих его сотрудников. |
В советских справочниках и энциклопедиях можно прочитать, что Вильямс якобы "разработал травопольную систему земледелия". Это очень сильное преувеличение! В Западной Европе многолетние травы из семейства бобовых (клевер и люцерну) стали вводить в севообороты лет за 100 до "выдающегося советского почвоведа-агронома". И сам Вильямс это признавал: "Прототипом плодопеременного севооборота, удовлетворяющим всем требованиям, считался норфолькский севооборот в Англии: клевер, озимая пшеница, кормовая репа (турнепс) по навозу, двухрядный ячмень с подсевом клевера.
<...> Растения, высевавшиеся на полях с целью кормления животных, принадлежали к трём группам: 1) корнеплодам, в Англии турнепс, в Германии кормовая свёкла и в скандинавских государствах брюква; 2) кормовым капустам, во Франции; и 3) травам, в Испании эспарцет и люцерна, в Италии преимущественно александрийский клевер и люцерна и в Англии клевер. Италия скоро забросила культуру александрийского клевера и перешла на люцерну, откуда последняя перешла во Францию и в Венгрию. Из Англии клевер перешёл в Голландию, Данию, Бельгию, позже в скандинавские страны и уже оттуда перекочевал в Германию, прибалтийские страны, и возвратился, наконец, в Россию под названием английской дятловины.
В первое время развития посева многолетних бобовых они разводились только с кормовыми целями. Но раз проникнув на поля, они быстро оказали влияние на значительный подъём урожаев однолетних зерновых хлебов и быстро завоевали своё место в севообороте.
<... > Время вспашки травяного поля - причина, по которой старый нор-фолькский севооборот - 1) клевер, 2) озимая пшеница, 3) репа, 4) ячмень с подсевом клевера - не может быть признан травопольным, а представляет паровой севооборот с клевером в занятом пару. По этой же причине ясно, почему современный норфолькский севооборот необходимо считать травопольным: в нём поле многолетних трав вспахивается в октябре и на следующий год используется под яровую пшеницу" (с. 306, 310-311, 339).
Конечно, нельзя исключать, что норфолкский севооборот изобрёл какой-нибудь Williams. В Англии эта фамилия встречается с той же частотой, как в России Иванов или Смирнов. Но уж верно Williams'а из Норфолка звали не Василием!
Стоит добавить, что травопольные севообороты были известны и в России конца XIX века. Их сторонником выступал крупный учёный А.В. Советов (1826-1901).
Травопольные севообороты, то есть севообороты с многолетними бобовыми, действительно полезны. Бобовые живут в симбиозе с азотфиксирующими бактериями, поэтому почва под многолетними бобовыми обогащается азотом. А азот - один из трёх основных элементов минерального питания всех растений. Поэтому травопольные севообороты на самом деле улучшают и обогащают почву, делают её более "плодородной" (с точки зрения основных сельскохозяйственных культур, в первую очередь хлебных злаков, а также возделывающего их человека). И если бы Вильямс просто пропагандировал изобретённые задолго до него севообороты с многолетними бобовыми, то эта сторона его деятельности заслуживала бы положительной оценки.
Но Вильямс был типичным лжеучёным. И даже такое хорошее дело, как травопольные севообороты, он постарался изгадить. Во-первых, "травопольная система земледелия" была объявлена единой и общеобязательной для всей
огромной территории СССР. "Доказательство" общеобязательности этой системы всецело лежало в плоскости политической демагогии: одному типу хозяйства - социалистическому - должна соответствовать одна система земледелия - травопольная. Во-вторых, из множества бобовых трав Вильямс рекомендовал только две: клевер и люцерну. Между тем общий недостаток клевера и люцерны - низкая урожайность семян. Поэтому практики - агрономы и руководители колхозов и совхозов - сразу поняли, что довести площадь бобовых до требуемых начальством (и теорией Вильямса) величин будет необычайно трудно. Правда, "народный академик" твердил, что "это - пустая отговорка. Если нет семян, то нужно их получить. И задача получения семян представляется чрезвычайно легко выполнимой" (с. 330). Но то, что "чрезвычайно легко" получалось у Вильямса на бумаге, никак не удавалось в реальной жизни. Задача получения высоких и устойчивых урожаев семян клевера и люцерны не решена в России и по сей день.
Ещё одна характерная черта травопольных севооборотов по Вильямсу состоит в том, что они у "великого учёного сталинской эпохи" совсем не связаны с почвами! Кроме шуток: Вильямс рассматривал всего "три группы комбинаций многолетних злаков и многолетних бобовых, отвечающих в большей или меньшей степени условиям северной, южной и среднеазиатской областей СССР" (с. 332). То, что различные почвы - а в каждой из трёх огромных "областей" разнообразие почв очень велико - требуют соответствующего набора приспособленных к ним культур, до академика не доходило.
А следующий совет Вильямса начисто разбивает утверждение г-на Парше-ва, будто возвеличенный сталинским режимом "почвовед" выступал против монокультуры. Судите сами: "По всему, что сказано выше, понятно, что после травяного поля должно следовать только растение, которое может использовать этот избыток азота И лучшим растением, которое может использовать все благоприятные условия такого поля, представляются яровые мягкие пшеницы, которые могут следовать за травяным полем в течение двух лет подряд"
(с. 347).
Вообще-то, на языке 1930-х годов подобный совет называется вредительством. Выращивание пшеницы по пшенице резко увеличивает угрозу поражения посевов болезнями. А потери урожая от ржавчины, твёрдой и пыльной головни и прочих грибных заболеваний могут исчисляться десятками процентов. Припомним ещё и то, что эффективных фунгицидов в ту пору не было. Впрочем, во вредительстве в сталинское время обвиняли только честных людей, а такой заведомый прохвост, как Вильямс, чувствовал себя в безопасности.
Но коренной порок "травопольной системы земледелия" состоял всё-таки в том, что теория Вильямса никоим образом не позволяла определить, повышается "плодородие почвы" или снижается. То есть никто не мог проверить,