И. СМИРНОВ - А ЧЕМ РОССИЯ НЕ НИГЕРИЯ? стр 14.

Прежде всего, отметим, что продуктивность леса и продуктивность поля - две совершенно разные величины. Требования к условиям окружающей среды деревь­ев и травянистых растений (например, хлебных злаков) сильно отличаются. В XIX веке этой простой истины не понимали даже некоторые учёные. И оттого ве­ликому русскому почвоведу В.В. Докучаеву в "Русском чернозёме" приходилось разъяснять: "Данный комплекс климатических условий не может быть одновре­менно вполне благоприятным идля степной,идля лесной раститель­ности, а поэтому и говорить о большой пригодности климата вообще для растительности невозможно (разрядка В.В.Докучаева. - И.С.)"1. Естест­венно, что у главных полевых культур - хлебных злаков - требования к клима­ту близки к требованиям дикорастущих степных злаковых трав. (Исключение со­ставляет рис, но его в России сеют очень мало.) То есть максимальная продуктив­ность леса и поля нигде и никогда не совпадет. В одних местностях лес будет расти хорошо, а полевые культуры - посредственно, в других - наоборот.

Продуктивность поля измерить сравнительно легко - её мерой служит урожайность возделываемых культур. Правда, при измерении продуктивности через урожайность надо строго выдержать принцип единственного различия. Поясню это на примере. По урожайности зерновых сравниваются две страны. В одной из них (допустим, в Швеции) ежегодно вносят большие дозы мине­ральных удобрений. В другой (допустим, в России) уже больше 10 лет мине­ральные удобрения либо не применяют, либо вносят очень малыми дозами и нерегулярно. К тому же и до этого их применяли по принципу: где густо,

а где пусто. Очевидно, что если мы сравним урожайность в странах со столь огромными различиями в агротехнике, то полученные нами цифры не будут отражать естественную продуктивность полей.

Однако в пределах одного государства экономические условия и культура земледелия обычно различаются не столь резко. Поэтому можно предполо­жить, что урожайность сельскохозяйственных культур (например, зерновых) в среднем за несколько лет отражает большую или меньшую благоприятность почвенно-климатических условий.

Сравним урожайность зерновых в двух российских областях - Брянской и Владимирской. Первая из них большей частью находится как раз в зоне ши­роколиственных лесов, хотя её северная треть уже попадает в полосу смешан­ных (хвойно-широколиственных) лесов. Владимирская область принадлежит к природной подзоне южной тайги. Если всерьёз воспринимать слова г-на Паршева, то продуктивность поля в Брянской области должна быть "чуть не на порядок выше", чем во Владимирской.

Конечно, урожайность там и здесь удручающе низкая. Но всё же во Влади­мирской области она оказалась даже немного выше! И, разумеется, ни о каких различиях "чуть ли не на порядок" и речи быть не может.

Наша страна - не исключение из правил. Вообще, нельзя утверждать, что при продвижении с севера на юг урожайность обязательно должна расти. Где-то это так, а где-то действует обратная закономерность. Скажем, данные об урожайности сильной озимой пшеницы в четырех штатах США за 1971-1981 годы совсем не подтверждают обычного мнения г-на Паршева о том, что чем жарче, тем лучше.

В таблице 2.4 мы видим закономерное снижение урожайности при движе­нии с севера на юг - из Небраски, по климатическим условиям напоминаю­щей Ставропольский край, в субтропический Техас. Удивляться этому не сле­дует, поскольку жаркий и засушливый климат неблагоприятен для сельскохо­зяйственных культур умеренного пояса.

Теперь коротко о продуктивности леса. Подсчитать её намного сложнее. Но всё же подсчёты сравнительной продуктивности различных растительных сообществ существуют.

Как видно из таблицы 2.5, тайга, занимающая на территории России наи­большую площадь, совсем не так уж плоха по биологической продуктивности. Да, она уступает и влажным тропическим, и широколиственным лесам. Но от­нюдь не на порядок! Показатель биологической продуктивности тайги почти совпадает со средней величиной по всей суше земного шара (немного превы­шает её). И, во всяком случае, тайга ближе по величине чистой первичной продукции фотосинтеза к широколиственным лесам, чем к таким малопродук­тивным сообществам, как тундры и пустыни.

Между прочим, сообщества с высочайшей продуктивностью (более 2 кг первичной продукции на 1 кв. м), не уступающие влажным тропическим лесам, есть и на территории России1. Но это не леса и не поля, а тростнико­вые крепи в устьях Волги и Дона. Площадь их, конечно, мала. Однако сам факт наличия таких сообществ в умеренных широтах доказывает, что биоло­гическая продуктивность зависит не только от теплообеспеченности. Хотя тепло наряду с влагой и доступностью элементов минерального питания -

это три самых важных фактора, влияющих на величину первичной чистой продукции.

Таблица убедительно доказывает правоту Докучаева: продуктивность леса и продуктивность поля напрямую не связаны. И в южной, и в средней тайге чистая первичная продукция фотосинтеза выше, чем в степях, и лишь север­ная тайга немного уступает степной зоне. Но не только в северной, но и в сред­ней тайге земледелие развито очень слабо. А вот целинные степи в европейс­кой части России почти не сохранились: они распаханы.

И ещё один важный вывод: человек пока хозяйничает на земле плохо. Со­зданные им искусственные сообщества культурных растений - агроценозы - менее продуктивны, чем природные экосистемы. Чистая первичная продукция полей превышает 1 кг/кв. м только там, где одновременно применяют и оро­шение, и минеральные удобрения. При отсутствии хотя бы одного из этих ус­ловий первичная продукция полей всегда меньше килограмма с квадратного метра, то есть уступает продуктивности среднего подмосковного леса. В лесах Московской области этот показатель как раз и равен 1 кг.

Но перейдём к положительной программе г-на Паршева. В области сель­ского хозяйства она не обширна. Но вот один из его глубокомысленных сове­тов: "Землю возделывай по Вильямсу - был у нас такой почвовед, впослед­ствии ошельмованный, который считал, что целью агротехники является повышение плодородия почвы, а не истощение его монокультурой на про­дажу" (с. 223).

ЛАВАНДА С ЗАПАХОМ НАФТАЛИНА

Честное слово, хочется протереть глаза: верится с трудом! Прославлять Ва­силия Робертовича Вильямса (1863-1939) - в наше время!! Г-н Паршев име­нует Вильямса "почвоведом", но для столь лестной оценки этого деятеля нет оснований. Хотя Вильямс и написал объёмистую книгу "Почвоведение", к на­уке о почвах в послереволюционный период своей деятельности он никакого отношения не имел. И сам в этом достаточно откровенно признавался. Вооб­ще, более убийственной критики Вильямса, чем дословные цитаты из его со­чинений, не придумаешь. Вот хотя бы: "Очень часто эти два раздела, почвове­дение и общее земледелие, в вузах СССР составляют предмет ведения и пре­подавания двух отдельных кафедр, как две самостоятельных дисциплины.

Это, несомненно, грубейшая ошибка, вытекающая из некритического ос­воения наследства буржуазной науки Они (почвоведение и общее земледе­лие. - И.С.) искусственно лишаются главной основы марксистско-ленинско-сталинской диалектики, непосредственной связи с производством, поэтому не могут его обслуживать, а в таком виде могут принести только вред.

Первый раздел, почвоведение, обращается в "науку ради науки", в "педоло­гию", "чистую науку", никому не нужную, ибо её выводы, основанные на фор­мальных, то есть морфологических, количественных признаках, не могут быть использованы производством, основанным на качественных признаках. Толь­ко один раздел педологии, картография, блестяще развитая трудами академи­ка Л.И. Прасолова, имеет производственное значение как основа инвентари­зации основного средства производства"1.

Вряд ли нужно доказывать, что ни один подлинный учёный, пусть даже ра­ботающий в прикладной области, не станет отрицать огромную важность фун­даментальной науки ("науки ради науки"). Весь мировой опыт развития всех наук неопровержимо свидетельствует о том, что без "чистой науки" и при­кладные дисциплины беспомощны и бессильны. Очевидно также, что количе­ственные и качественные признаки неразрывно взаимосвязаны. Отказавшись от изучения количественных признаков, ничего нельзя сказать и о качествен­ных. Разве что "на глазок", "по наитию", но это не наука.

И наконец, разбирайся Вильямс хотя бы немного в почвоведении, он бы сообразил, что без тщательного и кропотливого изучения морфологи­ческих и количественных признаков никаких почвенных карт составить нель­зя. А так у "почвоведа" вышла полная абракадабра: академика Прасолова он похвалил, а всю ту научную работу, на которой основывались прасоловские карты, объявил ненужной!

Разумеется, утверждение г-на Паршева, что Вильямса якобы "ошельмова­ли", совершенно ложно. Этот "народный академик" сам шельмовал других, и очень усердно. Вот характерный образец: "Не считаясь с основами теорети­ческой химии, возрождается архаическое, уже сданное в архив гипотетичес­кое представление о "почвенных цеолитах" под новым названием "поглощаю­щего комплекса", отличающегося от старых "почвенных цеолитов" только тем, что в состав "поглощающего комплекса" входит, кроме "почвенных цео­литов", ещё и "минерально-органическая гуматная" часть. Последняя пред­ставляет возрождение из пепла не менее архаического гипотетического пред­ставления Л. Грандо и Эггертца о "чёрном веществе".