Арпад Секей:
Да, причем вторичный. Первоначальный оutsorcing был из Германии в Венгрию, а вторичный – из Венгрии в Китай. Что мы можем этому противопоставить? Мы стремимся к тому, чтобы крупные иностранные компании создавали в Венгрии исследовательские и инженерные центры, привязывающие их к венгерской почве крепче, чем дешевизна венгерской рабочей силы. Вот в этом и заключается венгерский экономический интерес.
Движение в данном направлении уже просматривается. Мало кто знает, например, что в Венгрии осуществляется не только сборка автомобилей Audi, но и производится 90% двигателей для них. Все это делается на базе бывшего производителя грузовиков "Раба" в городе Дёр. Немцы полностью перестроили предприятие, и сейчас на нем занято около 15 тысяч работников, включая проектировщиков, инженеров, исследователей. В городе построена гоночная трасса для Audi, где испытываются новые двигатели и новые автомобили. А детали доставляются в режиме just-in-time из Ингольштадта, где расположена фирма, и уже на следующий день она получает собранные у нас машины.
Игорь Клямкин: Давайте теперь вернемся к особенностям венгерской модели развития, о которой говорили вначале. Вы отметили плюсы и минусы этой модели. Плюсы – это плавность либерализации социалистической экономики, а главный минус – огромный внешний долг. Но в 1990-е годы Венгрия, продав свою энергетическую систему иностранным компаниям, вроде бы с финансовыми трудностями справилась. Произошла структурная перестройка экономики и ее адаптация к конкурентно-рыночным условиям, что позволило вам впоследствии вступить в Евросоюз. Но почему и сегодня Венгрия развивается медленнее, чем другие новые члены ЕС?
Андрей Липский: Каковы у вас, кстати, показатели экономического роста?
Арпад Секей:
В последние четыре года среднегодовой рост ВВП составлял 3–4%. В 2007 году он не дотянул и до 2%. И причина этого – хронический дефицит бюджета, который мы до сих пор не сумели преодолеть. Причина этого в том, что правительство, во главе которого уже несколько лет находятся социал-демократы (в коалиции с либералами), для удержания электората перед выборами каждый раз вбрасывает огромные суммы денег в социальную сферу, значительно повышая зарплаты бюджетникам.
И либералы, и социалисты давно уже подсчитали и согласились с тем, что при устойчивом росте ВВП на 4–5% у государства ежегодно появляется дополнительно 4 миллиарда евро, треть которых следует тратить на погашение внешнего долга, треть – на модернизацию инфраструктуры и треть – на социальную сферу. Но как только приближаются выборы, обо всем этом забывают. Так, во время предвыборной кампании 2002 года практически одномоментно 4 миллиарда евро было выделено на повышение зарплаты. В результате мы и имеем дефицит бюджета, который в 2006 году дорос до 10% ВВП.
Андрей Липский: Это, наверное, сказывается и на инфляции?
Арпад Секей: Сказывается. К 2005 году нам удалось довести ее до 4,5%. Но сейчас она поднялась до 7%.
Лилия Шевцова: А доходы, которые так целенаправленно повышаются, – каковы они?
Арпад Секей: Средняя зарплата – 1000 долларов (около 700 евро). Это без учета налогов, которые в Венгрии довольно высокие. Средняя пенсия – около 350 долларов (примерно 240 евро).
Андрей Липский: Раз уж упомянули о налогах, то скажите и о них. А также о разрыве в доходах между наиболее богатыми и бедными группами. И о коэффициенте Джини в Венгрии.
Арпад Секей: У нас прогрессивная шкала налогообложения. Люди с низкими доходами (примерно до 370 долларов или 250 евро) освобождены от подоходного налога вообще. При зарплате меньше 1000 долларов налог составляет 18%, а если она выше 1000 долларов – 36%. Соотношение между доходами наиболее бедных и наиболее богатых слоев населения – 1:9. Коэффициент Джини – 26,9.
Евгений Сабуров: При таких, как у вас, ставках налогов люди обычно предрасположены утаивать сведения о реальных доходах. Насколько распространена в Венгрии скрытая, незафиксированная занятость?
Арпад Секей: Такое явление существует, и оно довольно массовое. Уклоняются от уплаты налогов или, говоря иначе, от оплаты своего социального обеспечения примерно 15% работающих. Это – "серая зона" нашей экономики.
Евгений Сабуров: Это, конечно, не так, как в Италии, но тоже многовато.
Андрей Липский: И о безработице, если можно.
Арпад Секей: В последние годы она держится на уровне 7%. Но реально она выше. Дело в том, что в Венгрии самый низкий среди всех стран Евросоюза показатель занятости. В среднем по ЕС он составляет 64-65%, а у нас – 56-57%. И есть немало людей, которые не работают, но в списках безработных не числятся. Например, многие женщины, потерявшие в начале 1990-х свои прежние рабочие места и не ставшие искать новые.
Но низкая занятость – это еще и результат отрицательной демографической динамики, которая имеет место в Венгрии последние тридцать лет. У нас низкая рождаемость и, по европейским меркам, высокая смертность. И если резкого падения общей численности населения пока не наблюдается (она чуть выше 10 миллионов человек), то это главным образом благодаря миграционному притоку этнических венгров из других стран – Румынии, Словакии, Сербии, Украины…
Игорь Клямкин: Мы увели вас своими вопросами от главной проблемы – бюджетного дефицита. Вы сказали, что Брюссель нажал на красную кнопку "стоп". Или, говоря проще, вам предложили эту проблему незамедлительно решать. В чем вы видите решение?
Арпад Секей: Мы ее уже решаем. Но не наскоком, а постепенно. В 2007 году дефицит бюджета снизили с 10 до 6,2%. В 2008-м снизим еще – до 4,1%. А в 2009-м постараемся преодолеть границу 3%, что и требуется согласно стандартам Евросоюза. Но для этого нам приходится идти на непопулярные меры и сокращать расходы на социальную сферу.
Андрей Липский: Почему нужно было ждать сигнала из Брюсселя?
Евгений Сабуров: Такова, к сожалению, логика поведения всех правительств. Пока они не окажутся перед пропастью, ничего не делают, предпочитая подкармливать электорат. Ведь и венгерская приватизация 1990-х, включавшая продажу иностранцам энергетического сектора, – это тоже было у черты пропасти.
Игорь Клямкин: И завершали эту приватизацию, насколько помню, бывшие коммунисты, ставшие социал-демократами. У края пропасти идеологические ограничители перестают работать.
Арпад Секей:
Все это так. Дело в том, что реформы 1990-х не затронули у нас социальную сферу. Здесь продолжали действовать те же принципы, которые были заложены при социализме. Политики на них не покушались, потому что боялись утратить поддержку избирателей. И их страхи не были беспочвенными. Социализм сформировал у людей особое мышление и особую психологию. Они убеждены в том, что все социальные проблемы, касающиеся коммунальных услуг, здоровья, образования, пенсионного обеспечения, должно брать на себя государство. Но рано или поздно государство на этом надрывается.
В частности, правительство оказалось перед фактом, что оно не в состоянии больше поддерживать "социалистическую" систему здравоохранения. И в конце 2007 года был принят закон о ее реформировании. Он предполагает участие населения в финансировании медицинских услуг: люди будут платить небольшие суммы (около 2,5 доллара) за визиты к врачу, платным станет пребывание в больницах и другие услуги. Для обеспечения реформы разрешено создание частных касс, через которые население будет эти услуги оплачивать. Закон начнет действовать с 2009 года. 2008 год отводится на создание механизмов, обеспечивающих его практическую реализацию.
Андрей Липский: И как отнеслось к этому общество?
Арпад Секей: Общество в таких случаях всегда недовольно. Во время обсуждения закона в парламенте профсоюзы объявили по всей стране забастовку. Но она выдохлась, как только закон был принят. [7]
Евгений Сабуров: А система образования? Ее предполагается реформировать? Мне одна дама из Всемирного банка говорила, что у венгров будут большие проблемы с реформой образования, потому что они считают свое образование лучшим в мире.
Арпад Секей:
Нет, на самом деле с образованием у нас огромные проблемы. Я, например, считаю, что у нас очень плохо обстоит дело с преподаванием иностранных языков. Правительство пыталось исправить положение, введя норму, согласно которой получение диплома обусловливается знанием хотя бы одного иностранного языка на среднем уровне. Но это норма часто обходится. Я знаю неоднократные случаи, когда люди заканчивают вуз, а потом тратят еще полгода, чтобы получить бумагу о знании языка, но получение такой бумаги вовсе не означает умения говорить по-английски или по-немецки. Это, конечно, сказывается на экономике, на международном сотрудничестве.
Другая проблема заключается в том, что мы практически уничтожили средние профессиональные школы. Сейчас люди обучаются какой-либо профессии помимо образовательной системы, потому что система профобучения в Венгрии отсутствует. Все стараются поступать в вузы. У нас сейчас больше студентов, чем при социализме: около 40% выпускников средней школы поступают в вузы.
Евгений Сабуров: 40%? Это английский уровень. У нас гораздо больше.
Арпад Секей:
Вы, как всегда, впереди всех. Но при социализме у нас эта цифра составляла примерно 25%. А те, кто в вузы не попадал, шли в профессиональные школы. Теперь же мы сталкиваемся с тем, что массовым профессиям, необходимым для экономики, никто не учит.
И в вузах не все в порядке: мы все еще готовим в них специалистов, на которых давно нет спроса. Я очень много ругаюсь с нашим Министерством образования по поводу того, что мы до сих пор выпускаем довольно много учителей русского языка. Зачем? Ведь в Венгрии русский язык сегодня практически нигде не преподается!