Почему это?
— Нет уж, сообщи! Должен же я знать!
— В подобных заведениях напитки очень часто содержат слабую концентрацию синтетических афродизиаков. Переводить не нужно? — Ехидный и в то же время печальный вопрос.
— Н-нет... Ты хочешь сказать...
— Что у тебя своеобразная реакция на химию, только и всего.
— Нет, не только! Значит, всем вокруг было хорошо, а я оказался на грани смерти?!
Укоряющий взгляд поверх очков.
— Смерти? Вот уж нет! От промывания желудка еще никто не умирал.
— Много ты знаешь! Да мне до сих пор так плохо...
— Это я вижу. Вот что, пожалуй, дам тебе отгул.
— Благодетельница!
Я рухнул на стол и пополз по лакированной поверхности в сторону тетушки. Барбара скривилась:
— Клоун... Брысь отсюда!
— Тетя, у меня все болит...
— То-то я смотрю, что ты не только зеленый, но еще и помятый. Ты что там, на полу валялся?
— Нет.
— Тогда...
— Это все из-за твоего любимчика.
— А именно?
— Как, ты не знаешь, кого любишь? — распахиваю глаза, несмотря на жуткую боль, сопроводившую движение век.
— Морган, прекрати кривляться!
— Амано.
— Что — Амано?
— Это он меня мял.
— В смысле?
Кажется, тетушка опешила.
— В прямом. Лапал. Тискал. И как до поцелуя не дошел!
— Не говори ерунду! Он не мог.
— Тебе откуда знать? — растягиваю рот в довольной улыбке. — Что, если...
— Никаких «если»! Сэна воспылает к тебе страстью не раньше, чем небо упадет на землю!
— Ревнуешь?
— С чего это? — растерянно моргнула Барбара.
— Тебе виднее. — Еще минуту наслаждаюсь ее замешательством, потом решаю, что хорошенького понемножку: — Я пошутил. Наверное, на него так подействовали эти... Которые в выпивке.
— Не притворяйся, что забыл название! Или привычка строить из себя дурачка так к тебе прилипла, что иначе уже не получается?
— Не получается, — пожимаю плечами и сажусь на столе. — Легче, когда тебя не принимают всерьез.
— Легче?
— Ну... С теми, кто туповат, не нужно быть настороже например. Не нужно обдумывать каждую фразу, чтобы не позволить собеседнику получить истинное представление о твоих мыслях и намерениях... Конечно, легче!
— Я не поняла только одного — кому?
— Что?
— Кому легче-то?
— Не мне, разумеется!
Тяжелый вздох.
— Тебе надо было идти в театральный. Глядишь, получился бы талантливый...
— Комик?
— Трагик! И все-таки, зачем Сэна тебя обнимал?
— Не имею представления. Из вредности, наверное. Да еще потом девица какая-то завыла из динамиков.
— Девица? — Внимательный взгляд.
— Девица, певица... Какая разница? Что-то про луну, крылья... Про любовь, в общем.
— Так плохо пела?
— Почему — плохо? Нормально.
— Но ты же слова не разобрал!
— Не разобрал. Я в японском, знаешь ли, не рублю. Впрочем, что-то вроде «tsuki» и «tsubasa» понять могу. Хотя совершенно не понимаю, почему храню в памяти глупые увлечения детства. Причем не моего детства, что характерно, а моих сестер, которые увлекались (и, подозреваю, до сих пор увлекаются) некой странной музыкой, которая именуется J-POP.
— Лентяй! Давно бы уже выучил... — Она осеклась. — Певица пела по-японски?
— Какое счастье, мне удалось донести до тебя самое важное!
— Не ерничай! Кажется, я знаю, в чем дело.
— Просвети меня, сделай милость!
— Слезь со стола!
— А мне тут так уютно...
— Кому сказала?!
— Ладно, подчиняюсь твоему непререкаемому авторитету. — Кряхтя, сползаю на пол. М-да, стоять трудновато, потому что ноги как ватные, а голова... Нет, чувствую, с головокружением мы еще долго будем идти рука об руку. — Так что за припадок был у Амано?
— Припадки происходят только у тебя! — Тетушка вернула меня с небес на землю. В своей излюбленной манере — лицом в грязь. — А Сэна... Он просто вспомнил.
— Угу. И что же он вспомнил?
— Свою жену.
— Мой милый напарник женат? Какая неожиданность! А почему в анкете...
— Ко времени заполнения анкеты его жена уже умерла.