Но оказалось, что местным тугодумам ни история, ни литература, ни музыка не были потребны; не интересовали их и иностранные языки, а сыновья их, как правило, росли такими же неотесанными балбесами, как и они сами. С величайшим трудом Филипп нашел несколько уроков, Терезе же пришлось зарабатывать уборкой в двух зажиточных семьях.
В этом статусе все на какое-то время застыло.
А потом пришла беда.
17
Это случилось в плювиозе XII года [23] .
Был пасмурный, дождливый день.
Филипп возвращался домой с очередного урока и на обычном месте увидел обычную группу примелькавшихся ему болтунов. Дождь нимало не смущал этих любителей празднословия; укрывшись огромными зонтами, они, как всегда, что-то оживленно обсуждали. Впрочем, на этот раз, в выражении их лиц ему почудилось нечто не совсем обычное…
Он уже прошел было мимо, и они, как водится, приумолкли, но тут один из них вдруг поднялся и крикнул в спину ему:
— Эй, вы, сударь!..
Буонарроти остановился.
— Это вы мне?
— А кому же еще, черт побери? — взгляд говорившего дышал неприкрытой ненавистью.
— Тогда замечу вам, что я не «сударь», а гражданин. Господ, как известно, у нас давно уже нет.
Раздался злобный хохот.
— Вот как? Господ, говоришь, нет? Эх ты, отребье, я ведь узнал тебя. Следовало бы набить тебе поганую рожу…
— По какому праву вы оскорбляете меня?
— Тебе ли толковать о правах? А по какому праву, злодей, ты измывался над порядочными людьми, грабил их и убивал?
— Что вы имеете в виду?
— Вспомни Онелью…
18
Эти слова и потом еще долго звучали в его ушах, уже после того, как, оттолкнув проходимца, пытавшегося ударить его, и тщетно стараясь, скрыв волнение, двигаться дальше размеренным шагом, он брел, точно лунатик, и дома, когда, что-то невпопад отвечая Терезе, он без всякого аппетита глотал остывший суп.
«Вспомни Онелью…»
Как будто можно ее забыть!
Нет, то, что дорого душе и сердцу, что сам считаешь одной из вершин своей жизни, не забывается никогда.
И о н и понимают это. Хотя и смотрят на все с противоположной точки зрения…
…Это произошло сразу после того, как он отличился при подготовке взятия Тулона. Саличетти и Робеспьер-младший написали соответствующий рапорт в Комитет общественного спасения. И вскоре тот же Саличетти уведомил его: прикомандированный к итальянской армии, он назначается комиссаром по надзору за национальными имуществами к востоку от Ментоны.
Это произошло 20 жерминаля II года [24] .
Не успел Буонарроти войти в должность, как она была заменена новой, более высокой. 28 мессидора [25] его сделали Генеральным комиссаром восьми округов, образованных на итальянской территории, отвоеванной у сардинского короля. Административным центром этой обширной территории стал город Онелья. Под Онельей, в одной из живописных деревушек, поселился сам Генеральный комиссар со своею супругой.
Эту должность он занимал в течение неполного года.
Почти год в его руках сосредоточивались неограниченные, по существу, диктаторские полномочия.
Он имел право назначать, смещать и наказывать всю администрацию вверенных ему округов.
Он олицетворял революционное правосудие: в качестве генерального общественного обвинителя он возглавлял каждый из восьми революционных трибуналов в округах.
Он решал экономические вопросы, проводил в жизнь идеологию Революционного правительства и даже (в какой-то мере) намечал внешнеполитическую программу, поскольку ведал отношениями с итальянскими государствами.
Как же он употребил эту необъятную власть?
Для возвеличения свой особы?
Вся его жизнь свидетельствовала: он был чужд честолюбия.