На основании услышанного она арестовала Аленсона и Наваррца; однако их не отправили в тюрьму; они продолжали жить под охраной во дворце.
Генрих де Гиз предстал перед королевой-матерью.
— Их дружба, — сказал он, — началась во время осады Ла Рошели. Я не могу ее понять. Они — странная пара. Необходимо как-то разделить их. Они оба — большие любители всяких проделок. Их сговор подтверждает это. Мадам, нужно срочно что-то предпринять.
Катрин изучающе посмотрела на Гиза. Она боялась его больше, чем кого-либо во Франции, однако выдержка, мужество и красота герцога восхищали ее. Катрин пришла в голову поразительная, предательская мысль. Она захотела, чтобы этот Генрих был ее сыном Генрихом. Она любила бы его бесконечно преданно; вдвоем они властвовали бы над Францией. Но он не был ее сыном, и поэтому Катрин бесила его самоуверенность, надменная манера давать ей указания, словно он был господином, а она — служанкой.
По старой привычке она скрыла свое возмущение и натянула на лицо маску покорности.
— Вы правы, месье де Гиз, — сказала королева-мать. — Будьте спокойны — после вашего предупреждения я разорву их противоестественную дружбу.
— Мадам, — сказал Гиз, — я не доверяю королю Наварры. Я не считаю его таким глупцом, каким он хочет нам казаться. Он изображает из себя сластолюбца, думающего только о женщинах.
— Мужчина может думать о женщинах и политике одновременно, верно? — сказала Катрин.
Гиз пропустил колкость мимо ушей и продолжил:
— Его поведение, я уверен, — всего лишь поза. Он требует тщательного наблюдения за собой. Что касается герцога Аленсона…
Гиз пожал плечами.
— Вы можете говорить прямо, — сказала Катрин. — Хоть Аленсон да мой сын, я знаю, что он непредсказуем и нуждается в присмотре.
— Если бы нам не посчастливилось раскрыть заговор, эти двое могли скрыться. В стране осталось немало гугенотов, они еще способны доставить нам неприятности, мадам.
— Нам повезло в том, что мы вовремя узнали о заговоре. Вам известно, что мы обязаны этим мадам де Сов?
Герцог поднял брови, и Катрин, хорошо знавшая Генриха, поняла, что при упоминании в этом контексте имени его любовницы сердце молодого человека забилось чаще.
— Король Наварры, как вы знаете, — продолжила Катрин, — больше интересуется женщинами, нежели политикой. Он не может расстаться с этой особой — иначе он бы скрылся прежде, чем мы узнали о его планах. Нерешительность подвела его, месье де Гиз.
— Мы должны радоваться этому, мадам.
— Мы должны быть благодарны этой красавице, перед которой, я слышала, не может устоять почти никто.
— Мадам, прежде всего мы должны вогнать клин между Наваррцем и Аленсоном.
— Предоставьте это мне, месье.
— Как вы осуществите это?
— Пока что я не знаю точно, но думаю на эту тему. Вы увидите, каким образом я рассорю эту пару, и весьма скоро. А теперь, если вы простите меня, я попрошу вас уйти, поскольку я должна срочно кое-что сделать.
Оставшись одна, Катрин засмеялась.
— О, месье де Гиз, — произнесла она вслух, — скоро вы увидите, как я разрушу эту дружбу.
Королева-мать подошла к двери, позвала карлика и отправила его на поиски мадам де Сов.
— Когда она придет, — добавила Катрин, — проследи, чтобы, нас оставили одних.
Шарлотта явилась тотчас.
— Можешь сесть, моя дорогая, — произнесла Катрин. — А теперь скажи мне: как продвигаются твои дела с королем Наварры?
— В полном соответствии с вашими указаниями.
— Ты, Шарлотта, похоже, колдунья, если тебе удается поддерживать интерес к себе такого человека, не удовлетворяя его страсть.
— Я вела себя именно так, как велело Ваше Величество, — сказала Шарлотта.
— Бедный Наваррец! Этой ночью ему будет грустно. Ты слышала, что он затеял игру, за которую его следует наказать. Думаю, будет отлично, если сегодня ты сделаешь его заточение более приятным.