Проводите его. Дайте ему еду и питье. Проследите за тем, чтобы о нем хорошо позаботились.
Когда гонец ушел, Генрих откинулся назад, заложил руки за голову и улыбнулся своим молодым людям.
— Наконец-то! — воскликнул импульсивный Виллекьер. — Произошло то, о чем мы давно молили Господа.
— Я должен немедленно отправиться во Францию, — сказал король.
— Сегодня же! — воскликнул Виллекьер.
— Ваше Величество, — произнес более рассудительный дю Гаст, — в этом нет необходимости. Поляки знают, что они больше не вправе удерживать вас. Вызовите к себе министров и сообщите им о случившемся. Подготовьтесь к отъезду. Это займет день или два. Но сегодняшний отъезд будет похож на бегство.
Генрих хмуро посмотрел на дю Гаста. Он уже мысленно увидел себя скачущим со своими спутниками во Францию. Он улыбнулся Виллекьеру, потому что ему понравилось предложение этого джентльмена.
— Они попытаются задержать меня, — сказал король. — Я сообщил им, что завтра вечером состоится грандиозный бал; они не отпустят меня до его окончания.
— Устройте им этот бал, — посоветовал дю Гаст. — Пусть он станет прощальной церемонией. Объясните им, что, хотя вы и остаетесь королем Польши, вы должны срочно отправиться на родину, чтобы предстать перед французами и привести в порядок государственные дела, за которые вы теперь отвечаете как король Франции.
— Но, мой дорогой, ты знаешь, что отныне я должен жить во Франции. Король Франции не может постоянно находиться в Польше.
— Они не узнают это сейчас, Ваше Величество. Можно сообщить им это позже.
— Он ошибается, — сказал Виллекьер, которому не терпелось почувствовать под ногами французскую землю. — Мы должны отправиться во Францию немедленно… сегодня вечером. Разве не это сказала королева-мать?
— По-моему, ты прав, дорогой Виллекьер — согласился Генрих. — Да, именно так я и поступлю. Теперь, мои дорогие, обсудим наши планы. Пусть для нас оседлают лошадей. Когда слуги уйдут спать, я встану быстро оденусь, и мы, не теряя ни минуты, поскачем в сторону нашей любимой Франции.
— В такой театральности нет нужды, — устало произнес дю Гаст.
Генрих испытал раздражение. Годы правления Польшей сделали его капризным эгоистом. Ему нравилось вести себя эксцентрично и непредсказуемо. Он не боялся показаться глупым, он обожал удивлять себя самого и окружающих. Дю Гаст, почувствовав такое настроение короля, понял, что возражать бесполезно.
— Я соскучился по французской цивилизованности! — заявил Генрих. — Единственное, с чем мне жаль расставаться, это бриллианты польской короны.
— Но теперь они принадлежат Вашему Величеству, — сказал Виллекьер. — Где бы вы ни находились — во Франции или Польше, — вы по-прежнему остаетесь польским королем. Возьмите драгоценности с собой, Ваше Величество.
Генрих лениво расцеловал Виллекьера в обе щеки.
— Ты сделал меня счастливым, дорогой друг, — сказал Генрих. — Я не в силах расстаться с этими камнями.
Они разошлись, чтобы заняться сборами; ко времени отхода ко сну они были готовы к отъезду.
Тенжински руководил церемонией; польская знать стояла, улыбаясь от удовольствия, как это было всегда в присутствии короля. Генрих лежал на кровати, бросая окружающим несвязанные между собой фразы.
Наконец он зевнул.
— Я устал, — заявил король. — Сегодня я потратил много сил на подготовку бала.
— Тогда мы не станем мешать вашему сну, Ваше Величество, — сказал Тенжински.
Генрих закрыл глаза, и полог его кровати был задвинут. Все покинули спальню, во дворце стало тихо.
Через полчаса согласно предварительной договоренности, одетые и обутые фавориты короля бесшумно вошли в его комнату.