Я, конечно, понимаю, ты меня давно знаешь, и потом я – врач… я занимаюсь телепатией, и поэтому мне внушить что-либо будет особенно трудно, но ты попробуй… Или уже пробовал? – Абель остановился и пытливо взглянул на Волика. – Или уже пробовал? Ну, говори, говори, я по твоей хитрой роже вижу, что пробовал.
– Сознательно – никогда, но вот… бессознательно… Я ехал в Варшаву без билета. И тут контролер. Я перепугался до смерти, просто душа в пятки ушла. Он спрашивает : «Билет», а я трясусь весь от страха и протягиваю ему клочок газеты. Он этот клочок компостером пробил, мне вернул и говорит: «Чего ты под лавкой прячешься? Вон место свободное, садись». И ушел…
– Замечательно! – улыбнулся доктор Абель и потер руки. – Перший класс! К черту эти кунсткамеры, восковые фигуры, хрустальные гробы! Ну-ка, попробуем, пан Мессинг! Вы мне что-то приказываете, а я выполняю. Идет?
– Не знаю, получится ли… – смущенно улыбнулся Волик.
– Давай, давай. Только что-нибудь погрубее. Я человек туповатый, тонких мыслей не улавливаю.
Волик сосредоточился, потом взглянул на Абеля большими черными глазами, которые, казалось, стали еще больше, и в глубине их гасли и вспыхивали искры.
– Готово…-тихо сказал он.
Доктор Абель некоторое время стоял неподвижно, потом закрыл глаза, открыл их снова и медленно пошел к двери. Волик остался на месте, глядя ему в спину.
Доктор вышел в коридор, прошел до двери, открыл ее и вошел в столовую, огляделся, затем двинулся к столу, накрытому белой накрахмаленной скатертью, на котором стоял никелированный прибор с солонкой и перечницей, подумал, взял солонку и вышел из столовой.
– Ты приказал мне принести это? – спросил Абель, входя в кабинет.
– Это солонка?
– Солонка… – пожал плечами доктор.
– Плохо, – вздохнул Волик. – Я просил вас принести перечницу..
– Я же говорил – попроще, погрубее, – усмехнулся доктор. – Я тонких мыслей не улавливаю… Брось, Волик, все отлично! Просто я бессознательно сильно защищался. А может, и сознательно – в знак подсознательного протеста.
– Все равно, получается, результат не чистый. Я же просил вас принести перечницу, а вы принесли солонку.
– Да они же одинаковой формы, и крышечки одинаковые, обе хрустальные! – возразил доктор. – Ну хорошо, предположим, не совсем чисто… но это ноль целых три десятых процента неточности! Это такая мизерная неточность!
– И все-таки неточность, – упорствовал Волик, и теперь он выглядел не беззащитным подростком, а решительным, непреклонным ученым. – Вы не против, если мы попробуем еще раз?
– Извольте, пан Мессинг, готов до бесконечности, – вскинул руки Абель. – Приказывайте…
И вновь Волик уставился на доктора расширившимися черными большущими глазами.
– Готово…
Абель закрыл глаза, подумал и снова медленно пошел из кабинета, открыл дверь, вышел. Волик напряженно смотрел ему в спину.
Доктор вышел в коридор, постоял секунду, оглядываясь, и направился в прихожую. Остановился перед вешалкой, отделил от висящей одежды светлый плащ, достал из кармана перчатки, некоторое время думал, глядя на них, затем положил правую обратно в карман плаща и с левой перчаткой вернулся в кабинет.
– Это? – поинтересовался Абель.
– Какую вы взяли, правую или левую?
– Левую. Что, опять ошибся?
– Правильно… – расплылся в улыбке юноша.
– Что и требовалось доказать! – Доктор подбросил перчатку к потолку, ловко поймал ее. – Вперед, солдаты! Поют нам трубы, и барабан зовет в поход!
Волик обессиленно сел на диван, откинулся на спинку и закрыл глаза. На его лбу выступила испарина, он поморщился от боли и пальцами дотронулся до висков. И будто сквозь вату услышал голос доктора:
– Что такое, Вольф? Тебе плохо?
– Ужасно болит голова…
– Ну-ка… – Доктор подошел к Волику, стал пальцами массировать ему голову. – Ну как, так легче?
– Да, спасибо… – едва слышно ответил Волик.