Не успели придворные и глазом моргнуть, как рыцарей уже и след простыл. Когда Главный счетовод его величества досчитал до тысячи, к королю в тронный зал заглянули заглядатаи. Но король Эштёр был так разгневан, что запустил в них короной. Только при счете «пять тысяч» король Эштёр окончательно успокоился. Он вышел из тронного зала и сказал:
— Помнится, в гневе я приказал отрубить рыцарям головы. Надеюсь…
— Конечно, ваше величество, — ответил Главный министр, — мы их и пальцем не тронули. Пусть бегут, куда глаза глядят и ноги несут.
— Слава богу! — успокоился король. — Спесивые остолопы! Разве можно за таких типов отдавать мою дочь?! — Тут он посмотрел на Арнику: — Правда, дочка?
Арника улыбнулась:
— Конечно, папа.
— Видите ли, бабушка, — почесал в затылке Джонни-бедняк, — я с радостью вам помогу, но вот в услужение не пойду. Я, да будет вам известно, самый свободный человек на свете, поэтому никогда ни к кому в услужение не нанимаюсь.
При этих его словах Столикая Ведьма побледнела. «Кошачий хвост тебе в глотку! — подумала она. — Угораздило же именно самому свободному человеку на свете завернуть ко мне».
— Однако, кто бы там он ни был, все равно я просто так его не отпущу, — пробормотала она едва слышно. И заканючила: — Сынок, речь-то идет всего о трех днях. Мне и нужно-то всего-навсего три дня. Три денечка. Они пролетят — ты и глазом не успеешь моргнуть.
— Нет, — покачал головой Джонни-бедняк, — даже на минуту, даже на полминуты не пойду к тебе в услужение, ни к кому и никогда не пойду, и все тут!
— Я щедро заплачу! — не унималась Столикая Ведьма.
Тут Джонни-бедняка охватило любопытство:
— И сколько бы ты мне заплатила?
— Иди сам посмотри.
Столикая Ведьма подвела его к двери чулана и открыла ее. Оттуда хлынул такой ослепительный свет, что Джонни-бедняк невольно закрыл ладонями глаза.
Чулан был доверху набит драгоценностями. Золотые монеты, жемчуг, серебряная посуда, самоцветы — все это искрилось, переливалось, блестело. Столикая Ведьма, хитро прищурившись, смотрела на Джонни-бедняка, потом бросила небрежно:
— Все это может стать твоим. И поработать-то надо всего три дня.
Как вы думаете, что на это ответил самый свободный человек на белом свете?
— Да зачем мне весь этот хлам? — вот что он сказал.
Столикая Ведьма чуть не лопнула от злости, так и распиравшей ее:
— Это-то хлам?! Дурень ты эдакий! Да это самые что ни на есть сокровища! Кошачий хвост тебе в глотку! Самые богатые короли и те бы от радости в пляс пустились, если бы могли взять хоть что-нибудь из этого чулана… Ну ладно уж… За три дня службы у меня ты получишь все это.
Но Джонни-бедняк опять покачал головой:
— Что я стану делать с этими сокровищами? Я даже унести их с собой не смогу. А если и смогу, на кой черт мне убиваться — такая тяжесть!
— Ну и дурак же ты, парень, как я погляжу! — зашлась от злости Столикая Ведьма. — Нет ничего проще. Купишь себе лошадь да телегу, на нее и положишь сокровища. И сам в карете поедешь, пешком-то уж, наверное, не пойдешь!
— Во-первых, — начал Джонни-бедняк, — я люблю пешком ходить. Во-вторых, будь у меня лошадь и карета, пришлось бы мне все время только о том и думать, где корм для лошади купить да как карету починить — то новые колеса нужны, то еще что-нибудь. Только этого мне не хватало! В-третьих, кругом полно грабителей да разбойников, мне все время пришлось бы охранять лошадь с каретой, не говоря уж о сокровищах. Так и свистеть разучишься вольным посвистом! Пропади они пропадом, эти сокровища, бабушка!
— До чего ты бездельный парень, до чего никудышный! — завопила Столикая Ведьма. — Испугался забот о лошади и карете! Наймешь себе слуг! Построишь настоящий дворец, окружишь его высокой стеной, ров пророешь и наполнишь водой, ни один грабитель не пройдет.