Пилоты — люди и хорьки — в последний раз перед взлетом проверяют, в порядке ли у них шасси и элероны, грузовые лифты и рули высоты, закрылки, маяки и ходовые огни. Все в полном порядке. Летчики поднимаются в свои кабины; руки и лапы тянутся к тумблерам топливных насосов, ключам зажигания и стартерам; лопасти воздушных винтов и турбины оживают, готовясь к полету. Одна за другой крылатые машины въезжают в лабиринт голубых огоньков, отмечающих рулежные дорожки. И вот, разогнавшись наконец, они отрываются от полосы и взмывают в ночное небо, устремляясь кто куда — в Портленд и Медфорд, в Солт-Лейк-Сити и Париж, Анкоридж, Гонолулу и Сан-Франциско, в Лондон и Гонконг…
Ноль часов тридцать минут на табло. Широкофюзеляжный реактивный лайнер компании «Трансуорлд Карго Экспресс» вылетает в Токио. Пилот отпускает тормоза — и две сотни тонн металла и топлива с человеческим экипажем на борту мчатся во тьму, набирая скорость. Взлетная полоса дрожит от рева моторов.
Следующий на очереди — «ХЛи-4» компании «Авиахорьки»: четыре миниатюрных радиальных двигателя, полосатая, алая с желтым, алюминиевая обшивка, размах крыльев — сто двадцать одна лапа, высота от шасси до руля — двадцать лап. Полный полетный вес едва сравнится с весом одной-единственной шины исполинского человеческого лайнера, но место в графике полетов — ничуть не менее весомое, чем у любого другого самолета.
Капитан Шторми уже сидела в кабине. Белоснежная лапка поднялась и перевела рукоять управления закрылками в положение
Она повернула ручку настройки частоты и лениво доложила:
— Пункт отправления, Сиэтл? Привет. «Авиахорек три-пять». Высота тысяча двести лап. Поднимаемся до пяти тысяч.
Нажав кнопку стабилизации курса на автопилоте, Шторми установила скорость подъема и зафиксировала стабилизатор высоты на отметке «5».
Дождь стучал все громче — казалось, будто по фонарю кабины барабанит не вода, а крупные, твердые песчинки.
Хорьчиха Шторми любила свою работу, хотя та и не приносила ей никакой славы. Просто хорькам, спящим этой ночью в Салинасе, нужны продукты, а щенкам нужны мячи-погремушки. Потому-то она и летит в ночи одна-одинешенька — летит туда, куда зовет ее долг. И совершенно не важно, что они никогда не узнают, кто доставил им этот груз, и даже не увидят ее самолета.
— «Авиахорек три-пять», поднялись до пяти тысяч, — сообщила она в диспетчерскую. — Можно и выше. В любой момент.
И она поднялась выше. Сначала до семи тысяч, а затем и до девяти, выйдя наконец на трассу «Виктор-23» — магистральную авиалинию грузовых рейсов.
Дождь хлестал по обшивке самолета. Одинокая хорьчиха затерялась во мраке высоко над землей; белоснежный мех ее отливал тускло-красными бликами в свете сигнальных ламп.
Лапы вновь забегали по приборной доске. Настало время переключиться с пункта отправления на центральную зону южного сектора.
Температура за бортом упала до нуля; капли на ветровом стекле теперь успевали превращаться в крошечные льдинки, но пока еще их быстро сдувало встречным потоком.
«Нас очень мало, — с грустью подумала Шторми. — Почти никто не хочет работать на грузовых рейсах». Она вздохнула. Временами она едва не раскаивалась, что так и не стала нормальной хорьчихой. Дремала бы сейчас где-нибудь в мягком гамаке и смотрела сладкие сны!
«Но кому-то же надо нас кормить! — сказала она себе. — Кто будет возить продовольствие для хорьков?
Кто будет возить гамаки и одеяла? Игрушки для щенков?
Да, работа у меня не из легких, — мысленно продолжала она свою речь, — но мне доверили важное задание. Я везу тридцать контейнеров с продуктами и двадцать — с мячами-погремушками. Дождь не дождь, лед не лед, а груз надо доставить. И доставить вовремя».
Сиэтл уже растаял во тьме у нее за спиной, а до Портленда было еще неблизко. Но самолет уверенно пробивался сквозь пелену дождя и мчался вперед и вперед по воздушным каньонам, между высоких облачных стен, посеребренных звездным сияньем.
Верный добрый «ХЛи-4», когда-то казавшийся до невозможности сложным нагромождением металла и всяческих непонятных систем, давно уже стал для Шторми куда привычней ее старенького автомобильчика. Теперь она уже не понимала, где заканчиваются ее лапы, а где начинается самолет. Она больше не задумывалась о том, что надо сделать, чтобы повернуть или набрать высоту. Достаточно было сказать себе «вправо», «влево» или «вверх» — и это тут же случалось. Металлические крылья и хвост стали ее вторым телом.