— Ну что ж, посидите еще в одиночестве, придумаете новенькое.
На прощание он мне подмигнул: все еще полагаешь, мол, что со мной справишься?
16. Радист
Сегодня по милости Югова смог ночевать дома. Ох и смеялся же он, когда рассказал я ему о вторичном допросе Князя.
— Вот тебе, мил друг, и «княжеские» шалости. Чего же ему бояться, когда дружок его на свободе. Мы так ничего и не докажем, пока щуку покрупнее не выловим. Поезжай-ка завтра с утра на ремонтный завод и пощупай там. Вдруг да обнаружишь связного. Уже несколько дней, вернее, ночей молчит Михельс, если только радист — это он…
Я понимал, конечно, что Югов имел право смеяться, когда я ему о допросе рассказывал. Тут хоть головой о стенку бейся, а Невядомского не «расколешь». Фантазия у него богатая, и время для нее есть. А ведь мне протоколы, а не детективы писать. Ну и пришлось идти к себе на Кузнецкий. Холодно там, хорошо еще, что Клячкин вторым тулупом обзавелся: есть что на ночь занять. А может быть, и дровишки у кого есть, чтобы выкупаться. Колонка-то у нас дровяная, не газовая.
Ну вот и пришел домой, и махры принес для друзей-курильщиков. Набросились, понятно… Собрались в передней, свернули козьи ножки.
— Есть новости?
— Что-то застопорились у нас дела.
— Есть малость. Только у наших солдат еще один союзник есть. Хорошо помогает, лучше англичан с американцами.
— Ты о ком?
— О морозе. Говорят, еще хлеще будет.
— То-то у нас сейчас на полушубки заказы.
— Сысоева хоть поймали?
— Ловим.
И в это время зазвонил телефон. Клячкин трубку снял, послушал, протянул ее мне:
— Тебя…
— Слушаю, — сказал я и услыхал смешок Югова.
— Хорошо слушаешь?.. Лады. Кончай ночевать, быстро — в управление.
— Что-то случилось?
— Случилось. Давай поскорее…
Не вышло дома ночевать. Размечтался…
Оказалось, что радисты сумели поймать пеленг, а Безруков, на счастье, был в одном из передвижных радиопеленгаторов. Везение, конечно… Но ему еще больше повезло в том, что до запеленгованного объекта ехать было три минуты ровно. С арбатского двора, из-за мусорных баков передача велась. Двое их там было. Одному удалось уйти, второго Паша ранил.
Из управления отправились в тюремный госпиталь.
Накинув на плечи белые больничные халаты, мы с Юговым и Безруковым идем сначала в кабинет главврача. Фамилия Рольного Бук — так в паспорте значится. Мы прежде всего справляемся, можно ли с ним сейчас разговаривать. Оказывается, можно. Больной ранен в правую ногу, но кость не тронута.
Сейчас Бук сидит в кресле, листая только что вышедший номер «Огонька». Никакого удивления при нашем появлении он не проявляет.
— Откуда вы родом? — начал допрос Югов.
— Из бывшей республики немцев Поволжья, — четко произнося каждую букву, отвечает Бук.
— А каким образом очутились в Москве?
— Был призван в Красную Армию, дезертировал с целью действовать по заданию абвера.
— Что значит «действовать по заданию абвера»?
— Я радист. До войны работал в Саратове в радиомастерской, в штабе дивизии тоже действовал как радист. В Москве у меня была явка к резиденту.
— Имя и фамилия резидента?
— Отто Михельс.
— Это он был с вами во дворе?
— Да. Только, как я понял, ему удалось уйти?..
Югов не отвечает, да Бук и не ждет ответа: сам все видел. До сих пор он говорил правду.
А Югов уже спрашивал:
— Где вы получили эту явку?
— Под Наро-Фоминском. Мне дал ее тоже агент абвера Макс Зингер, работник штаба той же дивизии.
— Расскажите подробнее.
— Подробнее не могу: не знаю. Зингер — где-нибудь в дивизии или бежал. Михельс действует здесь, в Москве.
— Адрес явки?
— Большая Молчановка, двадцать три. Только едва ли вы там сейчас кого-нибудь найдете. Если провалена явка, то резидент тотчас же находит другую.