— В такой же квартире жили и вы? — собирал по крохам свою информацию Югов.
— Да, там же поместил он и меня…
Я слушаю агента и все более убеждаюсь, что он заваливает абверовца с откровенным удовольствием. Может быть, потому, что его бросили раненного, даже не оглянувшись. Несомненно, что он решил смягчить свою участь. Даже оправдаться пытался.
— Ни одного русского я не убил, да у меня и оружия не было. Передавал радиошифровки, и все. А вы не скажете, будут ли меня судить?
— Обязательно будут, — согласился Югов.
— Значит, прямо в Сибирь?
— Это уж как трибунал решит. А может быть, и здесь останетесь. Подождем, когда Михельса изловят. Для разоблачения его понадобитесь.
Допрос еще продолжался, когда меня позвали к телефону. Звонил Стрельцов. Ничего не объясняя, просил приехать.
На Петровку я пошел пешком. От нас это недалеко. Не видно ни очередей у магазинов, уже и следа не осталось от той спешки, беготни, распродажи вещей прямо на тротуарах и той напряженности, в атмосфере которой жила Москва во время эвакуации. Уже никто не спрашивал, выдержит ли город прорыв вражеских танков.
У Стрельцова я застал в кабинете облаченного в чистенький ватник Смирного, уже подписывающего протокол допроса, по-видимому законченного.
— Поздно приходишь, — недовольно проговорил Стрельцов, — машину, что ли, не мог взять? Знал ведь, если Стрельцов звонит, то не зря, а по делу. Теперь можешь сам допрашивать. Кое-что о связях с Михельсом, которого вы никак поймать не можете. Садись прямо на мое место и записывай, если он что-нибудь новое для вас скажет. Наш допрос мы уже провели.
— Значит, еще протокол подписывать? — неохотно протянул Смирный.
Я усмехнулся, подумав, что для меня тоже не сладко раскапывать чужой мусор.
— Придется.
— О Михельсе, что ли?
— О нем, — кивнул я утвердительно.
— Не хотелось мне раньше его выдавать, но ведь своя рубаха малость поближе к телу.
— Полбанды вашей немецкий шпион купил, — сказал я.
— Троих он купил, тех, что вашему ведомству передали. А я отказался. Ей-богу, не могу на мокрые дела отзываться.
— Значит, все-таки знали, что он из абвера?
Смирный пожевал губами, потом сплюнул в пепельницу. Явно не радовал его наш разговор. Я, признаться, даже не понимал его верности воровскому долгу.
— Знать-то знал. Но не идти же мне стучать. Кто тебе помогает — не капай на того. Ведь это он нам адрес магазина дал, даже сказал, кто вахтером будет. Правда, засыпались мы в этом магазине, но Михельс ни при чем. Не он выдал.
— А когда познакомились с Михельсом? — спросил я.
— В самом начале войны, в ресторане «Москва». Невядомский туда тоже ходил, он меня и свел с Михельсом. Мы, говорит, хорошо платим. Но если по правде, не из-за войны я отказался. Не моя война, и на фронт не хочу. Нам и без войны работы хватит. Отказался я из принципа.
— Какого?
— Мокрых дел не люблю. За них слишком большие сроки дают. Да и в этом деле, которое уголовка раскрыла, никого не убил, хотя и стрелял. Лучше сказать, отстреливался. Очень уж не хотелось влипнуть.
— Что же обещали Михельсу взамен? Связь-то у вас сохранилась.
— Ну, нашел ему подходящих ребят. Вот и все.
— А оказались неподходящие. Знали, что обманываете?
Смирный долго молчал, потом с хитрецой ухмыльнулся.
— В деле-то их не видел. Скрозь не смотрел. Потому и не дал проверенных.
Я уже знал, что Смирный исчерпан. Ничего более путного от него не услышу. Но все-таки спросил:
— А откуда вынырнул Невядомский? Ведь он не в законе?
— Если бы. Ты спину его видел? Он и сам мог паханом быть. Смелости необычной, честности тоже, умения редкостного. В карту с десяти метров ножом попадает. А наган его посмотри. Чистенький, смазанный.