– Ну… – сказал я.
Она придвинулась ближе.
– Я сама немного напугана, Макс, – тихо Сказала она, проведя пальцами по моим губам. – И мне будет ужасно одиноко, если ты покинешь меня прямо сейчас.
– Я тоже так думаю, нет никакой необходимости торопиться к Доре, – сказал я. – В конце концов…
Ее губы прижались к моим, и конец фразы повис в воздухе. Обычно я люблю поговорить, но сейчас не возражал против того, что меня прервали. Ее рот касался моего. Она прильнула ко мне, и из глубины ее горла вырывались приглушенные звериные звуки. Я почувствовал, как она впилась ногтями мне в спину.
Через мгновение она ослабила хватку, уперлась ладонями мне в грудь и оттолкнула меня. Ее рот был слегка приоткрыт, взгляд – мечтательный. Она тяжело дышала.
– Макс…
Я поднялся, оттянул книзу узел галстука и расстегнул воротник.
– Да?
– У меня такое чувство, что я начинаю видеть новый смысл своей жизни – с тобой в качестве центральной фигуры.
– Как славно, – пробормотал я. – Я отлично смотрюсь в любом ракурсе – знаешь, как в театре, где сцена находится посреди зрительного зала.
Ее рука скользнула под мою распахнутую рубашку, и она провела пальцами по моей груди.
– Откуда мне знать, если огни рампы потушены?
Чувства начали наигрывать на ксилофоне вдоль позвоночника.
– Но ведь горит свет.
– Я так и знала. Что-нибудь обязательно неладно. Она встала с дивана и прошла через комнату к выключателю около двери.
– Почему ты не снимешь рубашку? Здесь так жарко!
Я понял, что, прежде чем полегчает, станет еще жарче. Я тоже встал и скинул рубашку.
– Мог бы предложить то же самое тебе, – сказал я.
Она озорно улыбнулась. Выключатель щелкнул, и комната погрузилась в темноту. Я снова опустился на диван и стал ждать. Послышались шаги, и она остановилась передо мной.
Зашуршал шелк. Она сбросила пеньюар и выпрямилась. Ее тело мерцало белизной в отраженном свете, падающем из окна. Ноги у нее были длинные, чувственной формы. Округлые бедра переходили в высоко расположенный таз, а тот – в узкую талию, которой я восхищался при первой встрече. Ее груди были полными и высокими, розовые соски – твердыми и заостренными.
Она подняла руки и взъерошила свои волосы, медно блестевшие в слабом свете.
– Я… Мне надо идти, – слабо проскрипел я. – В конце концов, нам предстоит сражение, и…
– И?.. – мягко спросила она.
Я мужественно боролся, стараясь придумать хотя бы одну уважительную причину, из-за которой мне следует уйти, но, к счастью, потерпел поражение. Разумеется, нужно было сделать очень многое, и нам действительно предстояла самая настоящая битва. Но в конце концов, существует ведь исторический прецедент, когда боец по пути к месту сражения задерживается, чтобы восстановить силы. Ведь отправился же Дрейк играть в шары, в то время как по проливу Ла-Манш шла испанская Армада!
Армада потерпела крушение на скалах около десяти часов: Ройял выбрался на поверхность, сделал глубокий вдох, занес этот случай в список своих приключений и решил удалиться.
Это была единственная вещь, которую я непоколебимо делал весь год. В дверях Елена поцеловала меня на прощанье и погладила по лицу теплой, влажной рукой.
Я спустился к машине; мне пришлось посидеть там некоторое время, прежде чем я сумел собраться с силами и завести мотор.
Когда силы слегка восстановились, я закурил сигарету и подумал о Доре.
Поздновато для визитов без предварительной договоренности: но, с другой стороны, всего десять минут одиннадцатого, надо как-то скоротать время до сна.
Я тронул машину и направился обратно в город. Транспорта на улицах стало меньше, и я довольно быстро добрался до многоквартирного дома, в котором жила Дора.